цилиндр, мальчике с осунувшимся и измученным от недосыпа лицом. Он так боялся собственных снов, что уже несколько дней не ложился спать.

Равнодушные взгляды прохожих лишь мельком скользили по крупной девочке в пальто и простом платье, девочке, сложенной, как кирпичная стена, и прижимающей к груди чемодан почти такой же огромный, как и она сама. Никто из окружающих людей и догадаться не мог о том, насколько тяжел этот чемодан, что в нем лежит, а также почему одна его стенка испещрена крохотными отверстиями. Ускользнул от их внимания и юноша, чьи шарф и куртка с капюшоном полностью скрывали от взглядов его кожу, несмотря на то что сентябрь только начался и было еще довольно тепло.

Был с ними и американский мальчик совершенно обычной внешности, тем более не заслуживающей чьего-либо внимания. Его нормальность была настолько очевидной, что прохожие его не замечали, несмотря на то что он внимательно разглядывал толпу, приподнявшись на цыпочки и вращая головой, как часовой на посту. Рядом с ним стояла девочка, она стиснула ладони, чтобы скрыть язычок пламени, упорно выбивавшийся из-под ногтя ее мизинца, что иногда случалось, когда ее что-то удручало. Она попыталась потрясти пальцем, как делают люди, туша спичку, а затем подула на него. Это не помогло, и она сунула его в рот, выпустив из носа струйку дыма. Но это тоже осталось незамеченным.

Одним словом, никто не стал присматриваться к детям из вагона первого класса этого утреннего поезда достаточно внимательно, чтобы заметить в них хоть что-нибудь странное. Впрочем, это было даже к лучшему.

Эмма ткнула меня локтем.

— Ну что?

— Мне нужна еще минута, — ответил я.

Бронвин поставила чемодан на платформу, и теперь я стоял на нем, возвышаясь над толпой и обшаривая взглядом подвижное море лиц. Длинная платформа кишела детьми. Они выстроились в шеренги, которые извивались, как амебы под микроскопом, скрываясь в заволакивающей вокзал дымке. Черным поездам, шипящим по обе стороны платформы, явно не терпелось заглотнуть всех этих испуганных детишек.

Я чувствовал спиной взгляды друзей, пристально наблюдавших за мной. Они считали, что я должен знать, не притаились ли в этой бескрайней людской массе охотящиеся на нас чудовища. Они считали, что для распознания их присутствия мне достаточно просто оглядеться и прислушаться к смутному ощущению в животе. Обычно приближение пустоты сопровождалось мучительной тошнотой, но в таком гигантском пространстве предостережение могло прозвучать тихо и мимолетно, оставшись незамеченным.

— Твари знают о том, что мы идем к ним?

Бронвин произнесла это очень тихо, из опасения привлечь внимание нормальных людей или, хуже того, тварей. В городе у них повсюду были уши, во всяком случае, так нам всегда внушали.

— Мы убили всех тварей, которые могли знать о наших намерениях, — гордо заявил Хью. — А если точнее, то их убил я.

— Что означает только то, что теперь нас будут искать еще старательнее, — отозвался Миллард. — И теперь им уже мало отобрать у нас птицу. Теперь им нужно отомстить.

— Именно поэтому нам нельзя здесь задерживаться, — вмешалась Эмма, хлопая меня по ноге. — Ты скоро?

Мое внимание рассеялось, и я потерял место в толпе, до которого успел дойти. Пришлось начать сначала.

— Еще одну минуту, — попросил я.

Лично меня больше беспокоила возможность встречи с пустотами. Я убил уже двух, и каждая встреча с ними едва не стоила мне жизни. До сих пор оставаться в живых мне позволяло везение, но это не могло продолжаться бесконечно долго. Удача могла в любую минуту мне изменить. Поэтому я твердо решил не подпустить к себе больше ни одну пустоту. Я должен был делать все от меня зависящее, чтобы издалека замечать их приближение и полностью исключать возможность столкновения. Разумеется, бегство, в отличие от драки, славы мне не прибавило бы, но я не искал славы. Я просто хотел выжить.

Настоящая опасность заключалась не в заполнивших платформу фигурах людей, но в тенях между ними, в темноте по краям перрона. Именно на них я сосредоточил свое внимание. Я впервые таким образом забрасывал свое восприятие в толпу, и мне показалось, что я отделяюсь от тела. Я ощупывал самые дальние уголки в поисках опасности и думал о том, что всего несколько дней назад это было бы мне не по силам. Моя способность управлять восприятием, как прожектором, явилась для меня полной неожиданностью.

Я задавался вопросом, что еще мне предстоит узнать о самом себе.

— Все в порядке, — произнес я, спрыгивая с чемодана. — Пустот здесь нет.