– Обратно в часть торопишься? Брось, коль выпала такая возможность, отдохни, переведи дух, – посоветовал Филатов. – Когда еще удастся побездельничать? Сам знаешь, среднее время жизни нашего брата-штурмовика на фронте составляет десять-двенадцать вылетов. А потом все, амба! Ты и так эту норму в три раза перекрыл, не дразни костлявую.
– Не в этом дело, – поморщился Григорий. – Как бы тебе объяснить? Предчувствие какое-то нехорошее мучает с самого утра. Вот тянет назад, и все тут.
– А вот это уже, товарищ лейтенант, – построжел лицом капитан, – самое настоящее поповское мракобесие! Предчувствия разные, сны вещие, приметы плохие – выбрось эту чушь из головы.
– Ты что, серьезно так думаешь? – искренне удивился Дивин.
– Нет, конечно, – тяжело вздохнул Филатов. – На войне атеистов нет. Я сам, знаешь, когда первый раз о боге вспомнил? Нас на аэродром везли, и вдруг, откуда ни возьмись, пара «худых». Охотники! Видел, поди, как они за машинами гоняются? Вот нас и начали травить, как зайцев. Я под лавку забился. Сейчас-то уже ученый, знаю, что в таких случаях надо наружу вылезать и с дороги сматываться подальше. Но тогда кто кого учил таким вещам? Вот лежу, значит, и вздрагиваю от каждого удара – автобус наш любой снаряд насквозь прошивает. Крики, стоны, кровь повсюду – до сих пор по ночам в кошмарных снах иной раз приходит, так ребята толкают, потому что ору и спать всем мешаю, – капитан скрипнул зубами и невидяще уставился в небо. – Вот тогда я все молитвы, какие от бабки в детстве слышал, и начал проговаривать. Неправильно, наверное, позабыл давно, но, знаешь, в тот момент как-то не думал об этом. Просто лежал и молился как умел.
Ладно, – очнулся капитан, – что-то меня не туда понесло. В общем, думаю, что вряд ли нас еще здесь задержат. Слыхал, небось, сводку – наши фрицев под Сталинградом доколачивают. А соответственно, и мы сиднем сидеть не будем. Если и не в наступление, то какие-то активные действия точно будут – нельзя фашистам позволить резервы отсюда снять.
– Думаешь, удастся их добить?
– А почему нет? – удивился Филатов.
– Так это, – смутился Григорий, – под Демянском тоже вроде как окружали, а до конца дело так и не смогли довести. Я там как раз воевал, видел воочию.
– Ну так и мы нынче другие, – засмеялся капитан. – Не боись, Кощей, сотрем гадов в порошок!
Полетать так и не удалось. Погода, как это частенько бывает зимой, резко испортилась, небо затянуло облаками, посыпались густые хлопья снега. Летчиков пригласили опять в клуб. Снова обсуждали различные вопросы, но экспат уже резко потерял интерес к происходящему и отчаянно желал вернуться обратно в часть. Он буквально не находил себе места, но просто взять и уехать, естественно, не мог.
Кое-как дотерпел до конца. Хотел было сходить в штаб и попробовать дозвониться до полка, но по здравом размышлении отбросил эту мысль. В самом деле, ну кто даст какому-то незнакомому лейтенантишке занимать линию праздной болтовней? Не смешно ни разу. Обратиться за помощью к Филатову? Нет, не настолько они с ним близки. И так уже капитан несколько прохладно с ним общался – видимо, пожалел уже, что разоткровенничался с посторонним человеком.
Ну и черт с ним. Григорий дошел до избы, куда его определили на постой, немного поговорил с хозяевами – довольно крепкими еще стариками, помог наколоть дров и сходил за водой. И людям хорошо, и сам занят, дурные мысли из головы улетучились. Вечером, после ужина, сходил посмотреть кино. Показывали «Парень из нашего города». Дивин уже видел эту картину, но все равно посмотрел еще раз с удовольствием. Нравился ему Крючков в роли танкиста. Такой он был целеустремленный, настойчивый, упорный – любо-дорого поглядеть. Наивный сюжет? Ха, можно подумать, в Империи кто-то заморачивался и пытался поразить зрителя. Вспомнишь иные шедевры, и плакать хочется. Все на уровне: шел, напали, убил, подобрал оружие, пошел убивать сам. Здесь все же какая-никакая, а идея, попытка воспитать людей в духе коммунистического учения, а не бессмысленные стрелялки с горами ненастоящих трупов и океанами бутафорской кровищи.
После сеанса долго бродил возле дома. Спать совершенно не хотелось. Несколько пилотов, что жили в этой же избе, предлагали сброситься и послать гонца за самогоном, но лейтенант отказался. Свежи еще были в памяти последствия недавнего тяжкого похмелья. Да и денег при себе было немного. Собственно, зачем вообще нужны на войне деньги солдату? Так, прикупить по случаю кое-какие хозяйственные мелочи, не более того. А на что другое все равно цены такие – не выговоришь. Взять то же спиртное – в магазине литр водки стоит семьдесят рублей, но ее там еще нужно умудриться купить. А с рук за тот же литр просят уже все пятьсот. Отдай и не греши. Так что на его лейтенантскую получку можно взять себе два литра и ни в чем себе не отказывать. Шутка!
Откуда-то вскочила маленькая кудлатая собачонка. Сначала бегала за экспатом и тоненько, визгливо лаяла, потом малость подуспокоилась и даже позволила себя сначала погладить, а потом и взять на руки. Правда, все равно мелко-мелко дрожала, но не вырывалась. И уж совершенно неожиданно взяла да и лизнула вдруг Григория в лицо. Дивин невольно рассмеялся.
– Ишь ты, а на первый взгляд такая сердитая! – Собачонка посматривала на него черными блестящими глазками-пуговками, вывалив длинный язык, и смешно наклоняла голову набок. Так, словно прислушивалась к его словам, пыталась понять. – Не, ты даже не думай, – честно предупредил ее Григорий, – к себе не возьму. У меня и так уже один меховой подонок живет. Боюсь, что тебе он явно не обрадуется. А когти у него, знаешь, какие? У-ууу! Так что беги,