пересекаются), второй явно начал службу всего пару месяцев назад и испуганно озирался по сторонам.

– Господин Торн, – начал старший (все, теперь попросту и без чинов), – мы пришли, чтобы отвести вас на площадь Семи звезд, где через час состоится ваша казнь. Хотите ли вы исповедаться, чтобы умереть сыном Заступника, а не еретиком? Каково ваше последнее желание, будут ли какие-то распоряжения?

Какие тут последние распоряжения… После указа Луша о ереси приговоренным распоряжаться совершенно нечем: все имущество незамедлительно отходит в казну. Шани отрицательно покачал головой.

– Я готов, господа.

Офицер резко и шумно принюхался.

– Ишь, как воняет, – подал голос младший. – Наверно, та стервь ведьмачая испеклась.

Шани посмотрел на него довольно выразительно, однако не проронил ни слова. Двое, всего двое, – это была несомненная удача, и, откровенно говоря, он на такую даже не рассчитывал, полагая, что за ним пришлют целый отряд. Еще бы: не каждый день шеф-инквизиторов на костер тащат.

– Как ваша рука, господин Торн? – поинтересовался офицер, извлекая тонкую веревку из кармана камзола. – Приказано связать вас, но я могу не делать этого до выхода из тюрьмы. Мне не хотелось бы причинять вам лишние неудобства.

– Благодарю вас, сударь, – Шани кротко опустил голову, всеми силами стараясь изобразить примирение с неизбежной участью. – Заступник воздаст вам за вашу доброту.

И Заступник действительно воздал…

Некоторое время Шани смотрел на тела охранцев, лежащие на полу, и думал, что все получилось очень легко. Наверно, работа в инквизиции пошла ему на пользу: все произошло настолько быстро, что охранцы даже не поняли, что их убивают; должно быть, только и успели, что удивиться: как же это пол вдруг оказался так близко, – и все закончилось. Окинув придирчивым взглядом трупы, Шани прикинул, что старший офицер одного с ним роста, хоть и шире в плечах, его мундир подойдет. Шеф-инквизитор отложил в сторону нож и быстро принялся разоблачать покойника.

Мундир все-таки оказался ему велик, но у Шани не было времени зацикливаться на подобных мелочах. Он забрал у убитых оружие (к счастью, у офицера была даже заряженная пистоль и маленький коробок патронов), снял с шеи покойника офицерский медальон (капитан Монтимер, извольте) и спрятал в карман. Заматывая лицо, Шани вдруг обреченно подумал, что его непременно опознают по совершенно нездешним сиреневым глазам, но не стал поддаваться панике – будь что будет, и вышел из камеры.

Расположение помещений в здании инквизиции он знал лучше всех – недаром в свое время не пожалел времени, чтобы изучить все карты. Из тюрьмы, например, ходов было два: один вел наверх, собственно в допросные, и сделан был специально для того, чтобы приговоренные попадали в камеры максимально быстро – возможности побега никто никогда и ни для кого не отменял. Второй же ход известен был немногим, и пользовались им не особенно часто: он выходил на улицу за зданием инквизиции, прямо в респектабельный частный сектор – обнаружили его караульные, засыпать не стали и использовали для самоволок. Шани решил воспользоваться именно им.

Ему повезло еще раз – по пути попался только один караул: двое охранцев самозабвенно играли в кости, тряся стаканчиком с кубиками и не обращая на старшего по званию офицера абсолютно никакого внимания. Распустились, подумал Шани, тут, считай, конец света, а им и дела нету, вот народ… Затем был абсолютно темный коридор с таким низким потолком, что Шани со своим высоким ростом вынужден был идти едва ли не вприсядку. Судя по легким сквознякам, коридор несколько раз давал ответвления, и Шани уже успел отчаяться, но в конце концов уперся в толстенную дверь лбом.

На улице шел дождь вперемешку с довольно крупными хлопьями снега: осень Аальхарна собиралась уступать свои права долгой скучной зиме. Шани натянул пониже отобранную у офицера шляпу и быстрым шагом двинулся в сторону коновязи: там оставляли своих лошадей те инквизиторы, которым по малому рангу не полагалось иметь собственную карету.

Наверняка его побег уже обнаружен. Надо было торопиться.

Шани довольно неплохо ездил верхом, а выбранная им черная красавица-лошадка под дорогим седлом оказалась послушной и не норовистой. За ним уже должны были отрядить погоню и направить гонцов по заставам со словесным портретом шеф-инквизитора и описанием его украденной формы (капитан Мортимер, к счастью, не имел модной привычки украшать камзол нашивками и крупными пуговицами), так что мешкать не следовало ни в коем разе, и Шани, пришпорив лошадку, направился в сторону Северных ворот. Там начинался Великий аальхарнский тракт, соединявший север страны с далеким югом и приморьем, попав на который, можно было не волноваться о своей дальнейшей судьбе: среди многочисленных дорог, ответвлявшихся от него, затеряться легче легкого и на время осесть в какой-нибудь глуши. Был у Шани небольшой домик в поселке Волшки, купленный через подставных лиц на имя некоего господина Сандру Вальда, мещанина полублагородных кровей, добраться бы туда и не высовываться до самой весны.

Несмотря на эпидемию и отвратительную погоду, на улицах было людно. Горожане торопились на площадь – смотреть на сожжение величайшего еретика, преступника и бывшего шеф-инквизитора. Слышались как проклятия в адрес беспримерного негодяя – как же посмел, дескать, предать и Заступника, и Отечество, так и причитания, в основном женские: в массе своей народ считал, что Шани оклеветали подлецы, и многие девушки в открытую несли цветы, явно собираясь пристроить их у костра. Однако в общем вся людская суета выглядела как новый пестрый бант на старой грязной шлюхе и нисколько не прикрывала, а, наоборот, болезненно выпячивала ужас и уродство умирающей столицы. Шани видел раздувающиеся трупы, которые валялись