неразборчивой, перемалывая в фарш уже не людей, а воинские соединения, невзирая на личные качества отдельных бойцов. Особенно досталось России, не только пострадавшей от мировых войн, но и от войн братоубийственных, от внутреннего террора, от государственной политики, ставившей не на лидеров, а на серую запуганную массу. Именно в России почти сто лет старательно перемалывали, изгоняли, расстреливали те самые три процента.

К счастью, окончательно изничтожить всю линейку многовековой воинской элиты оказалось невозможно. В основном потому, что значительная часть потомства рождалась вне высшей касты, ведь далеко не всегда настоящим папой родившегося в крестьянской семье малыша был забитый крепостной. Им мог оказаться, к примеру, местный помещик или храбрый гусар, герой войны с Наполеоном и прямой потомок Дмитрия Донского, а также сексуально озабоченный наполеоновский офицер, злой татарский хан или еще какой-нибудь злодей-захватчик из той же, пусть и чужестранной, воинской элиты. То есть в каждом гражданине, согласно логике и статистике, имелась толика воина-победителя.

Но далеко не всегда прогрессивная фармакология, которой напоили Санька, поднимала на свет правильные воспоминания. Сто поколений пращуров, переживших смертельно опасную болезнь, голод или отсидевшихся в укрытии во время вражеского набега, вполне могли заслонить одного-двух предков, героически победивших врага в бою. И среднестатистическому ученику мастера Скаура приходилось вылущивать пару-тройку успешных поединков из огромной кучи бесполезного материала, когда выживание обеспечивалось именно слабостью, покорностью и готовностью пресмыкаться.

Вот в этом-то и состояла врожденная удача Санька. В его родовом древе воинов оказалось достаточно. Хотя и «овечьего» опыта – выше крыши. И опыт этот, сказал Мертвый Дед, мы будем последовательно и беспощадно изживать, потому что слабость и трусость – это свойства овцы. А у воина они называются – экономное расходование сил и разумная предосторожность. Что и требуется настоящему игроку.

Фёдрыч ее не звал – сама пришла. И на ощупь оказалась ничуть не хуже, чем на погляд. Лакомая, ласковая…

И тем не менее – бревно-бревно. Как ни старался Фёдрыч – нуль эффекта. Лежала тихонько, с закрытыми глазками, вздыхала, разок-другой губку прикусила… Но точно не от страсти. Обидно, однако. Если женщина нравилась Фёдрычу, то, как правило, Фёдрыч тоже нравился ей. Хороший секс – это такое дело… Обоюдное.

Наконец Фёдрыч не выдержал и спросил в лоб: зачем пришла?

– А как же иначе, Никитушка? – Глаза распахнулись широко-широко. В каждом черном зрачке – мерцающий огонек, отсвет лампадки. – Я – добыча твоя. Ты меня мечом взял… Ужель не люба?

– Люба, люба, успокойся, – проворчал Фёдрыч. – Только я привык, чтоб и баба хотела малехо, а ты ж не хочешь меня. Так, терпишь.

– Терплю, – покорно согласилась Крашена. – Раба я. Участь моя – терпеть да угождать. – И, с тревогой: – Ты меня бить не будешь?

– За что бить-то?

– Так ведь не угодила!

Вот же дура! Прогнать ее, что ли? Никогда Фёдрыч женщин силком не брал и брать не будет. Эта сама пришла, но ведь не от желания – от страха.

Но прогнать – значит обидеть. Баб у Фёдрыча в жизни, кочевой и насыщенной, было немало. Случались и такие, что запросто оргазм имитировали. Причем не проститутки, а вполне приличные. Эта хоть не придуривается. Да и с чего весь сыр-бор? Жениться Фёдрыч на ней не собирается. А для временного совместного проживания и фригидная сойдет.

– Спать иди, – скомандовал Фёдрыч. – Всё хорошо. Бить не буду. А кто тронет – сам порву.

Успокоенная Крашена перебралась на соседнюю лавку – поближе к люльке с ребенком и тотчас уснула.

А майор еще долго ворочался. Думал. О том, откуда взялись все эти люди. Видно, что не актеры. Ни один актер не согласится, чтоб его убивали.

Другие игроки? Нет, не похожи были братья-покойники на любителей экстремального отдыха.

В жизни, конечно, всякое бывает. В России в последнее время до хрена развелось всяких «этнических» туркомплексов, где за пару сотен долларов можно и корову подоить, и огород прополоть, и прялку покрутить… Идентичную натуральной. А уж найти девок, готовых за хорошие деньги поизображать рабынь, еще проще, чем эту самую прялку.

Но Фёдрыч готов был поставить оставшиеся патроны против ржавого гвоздя, что Крашена не изображала. А это ж какой нужен охренительный талант, чтобы он, Фёдрыч, поверил в этакое актерство? Ни одна самая элитнейшая проститутка с подобным не справится. Значит – что? Значит, либо он угодил в какой-то другой мир (что уже из области американского кинематографа), либо кто-то с большими деньгами и еще большей фантазией устроил на данном острове некий исторический заповедник. Причем достаточно давно, чтобы его обитатели успели вырасти и принять условия игры как единственную реальность.

А что? Допустим, еще во времена СССР захотелось пресыщенной коммунистической элите какой-нибудь этакой экзотики. И – устроили. Они ж тогда всевластные были, а технически организовать несложно. А теперь вот СССР – нет, а заповедник для престарелых членов Политбюро – остался. И даже развился в новых бандитско-капиталистических условиях.