…Торговый центр «Пичтри», весь в кафеле, экзотический такой… Они шли под руку. Сара выпила две рюмки вина. Она пила впервые за долгое время – больше чем за год. Она вообще никогда не пила много спиртного – за исключением нескольких недель после турне.
Рикки развлекал ее свежими анекдотами про кандидатов, объезжающих округа.
– Или вот еще: если Дукакис, Хартманн и брат Лео поплывут вместе по озеру Ланир, а у катера взорвется мотор и он потонет, то кто будет спасен?
– Страна, – ответила Сара. – В последний раз я его слышала про Рейгана, Картера и Андерсона. Но ты слишком молод и не помнишь.
– Нет ничего нового под луной, Рози. Но в восьмидесятом мой возраст уже был достаточным, чтобы голосовать… правда, только-только достаточным.
– Ты, наверное, считаешь меня развратной старухой: ты мне в сыновья годишься.
Она нахмурилась: это еще что такое? «Полегче», – приказала она себе.
Рикки похлопал ее по руке:
– Очень надеюсь, что это так, Рози.
И он тут же рассмеялся, показывая, что шутит. Тем не менее она невольно напряглась.
Тонкий ручеек звуков тек по коридору, слышный между взрывами их смеха.
– Что это за песня? – спросила она.
Он насмешливо выгнул бровь.
– Разве ты не знаешь? – Она знала, но просто чувствовала потребность что-нибудь сказать. – Это «Маки-Нож». В репертуаре всех певцов в дешевеньких барах Северного полушария. Видишь ли, тут сломался музыкальный центр, и они наняли белого парня, чтобы он расхаживал и свистел.
Она засмеялась и на секунду сжала его руку.
«Черт. Что я делаю?»
Она оглянулась, словно ища какой-то внешний источник своего поведения.
Какое-то движение сзади. Она облизнула внезапно пересохшие губы и заставила себя посмотреть в сторону, словно восхищаясь броскими нарядами на безголовых серебряно-черно-оливково-зеленых манекенах в витрине какого-то бутика.
– Кто-то идет за нами. Нет, не оглядывайся!
– Ты меня обижаешь, Рози. Я ведь репортер, ты не забыла? Я не спал на твоем семинаре!
Он глянул в сторону, а потом снова устремил взгляд вперед.
– Просто какой-то парнишка в кожаной куртке. – Его безупречно гладкий лоб нахмурился. – Похоже, у него горб. Невезучий сукин сын!
Она снова оглянулась.
– Ну-ка, прекрати, а то превратишься в соляной столб! Это ведь ты потребовала незаметности!
– Мне его вид не нравится, – сказала она. – Он… ощущается как-то не так.
– Инстинкты закаленного репортера. Очень сильно закаленного.
– Это ты смеешься над моим возрастом?
– Над тем, что ты выпила. – Он снова похлопал ее по руке. – Так держать. Типа напевать, когда тебе страшно. Не останавливайся. Держи голову выше. Не показывай ему, что боишься. Это включает всяческие первобытные нордические инстинкты.
Она сражалась с мышцами шеи, которые пытались повернуть ее голову в сторону кожаного паренька.
– Считаешь, он может оказаться помощничком Барнета?
– На этом съезде такое бывало, Рози. Вот будет смеху-то, если на нас накинутся, подозревая, будто мы сторонники Хартманна!
На этот раз она все-таки обернулась. Он шагал вперед, держа руки в карманах: то белая кроссовка, то черная. Рикки не ошибся: одно плечо было явно выше другого.
И в том, как он не обращал на них внимания, было нечто слишком нарочитое.
Хорошо хоть, что он действительно щуплый и низкий. Но, с другой стороны, Рикки ведь не Арнольд Шварценеггер!
Как только они свернули за угол, Рикки схватил ее за руку – и они бросились бежать. Сара покачивалась на своих модных шпильках, вечерние туфли Рикки громко шлепали по прорезиненной дорожке. Переход крутился и изгибался. Она то и дело оборачивалась, но признаков преследования не было.
Они сбавили скорость. Сара жадно хватала ртом воздух, и Рикки из сострадания сделал вид, будто задохнулся.
– Еще один поворот, и мы вернемся в «Хайатт», – сказал Рикки. – Очередной потенциально неприятной конфронтации удалось избежать. Вот как мы, люди восьмидесятых, решаем проблемы.
Они завернули за угол – и он оказался там. Прижался спиной и щекой к прохладному кафелю, оценивающе глядя на них. Он начал насвистывать «Маки-Нож».
Сара схватила Рикки за запястье и поспешно утянула обратно.
