– Сенатор! Эй, вы пришли помочь?

Шум привлек к ним камеры. Грег помахал панцирю Черепахи. Вокруг Черепахи парила целая эскадрилья черепахоподобных «Летающих тузов», напоминая облако электронов вокруг ядра. Среди них оказалось и несколько «Гребаных летающих джокеров».

– Я надеялся, что нам удастся хотя бы сохранить спокойствие. Вижу, что ты делаешь что можешь.

– Ага. Фокусы с планерами. Последнее слово в сдерживании толпы.

Планеры закружились быстрее, петляя по сложным траекториям.

– А ты не мог бы доставить меня в толпу?

– Без проблем. – Планеры посыпались на землю. Панцирь изящно снизился, заложил вираж над баррикадой и развернулся к толпе. Громкоговорители зашипели от прибавляемой громкости. – ЭЙ, УБЕРИТЕ БАРРИКАДУ! ПРОПУСТИТЕ СЕНАТОРА ИЛИ Я САМ ЕМУ ДОРОГУ ПРОЛОЖУ. ДАВАЙТЕ, РЕБЯТА!

Зависнув над самыми головами, Черепаха прошел через баррикады и раздвинул джокеров, словно бульдозер. Грег пошел за ним. Карнифекс, агенты Секретной службы и несколько полисменов потянулись следом. Репортеры и операторы начали толкаться, стараясь занять наиболее выгодную позицию.

Грега узнали сразу же. По обе стороны Черепахи и его сопровождения началось скандирование. «Хартманн! Хартманн!» Грег улыбнулся, протягивая руку, чтобы прикасаться к ладоням, которые подставляли ему стоявшие в передних рядах. «Хартманн! Хартманн!» Он широко улыбался. Пиджак он сбросил, галстук распустил, а на спине у него темнело пятно пота: кандидат за работой. Он знал, что эту сцену покажут во всех вечерних выпусках новостей.

Внутренне он был совсем не так спокоен.

Толпа была переполнена эмоциями. Токи энергии были для него почти видимыми, они пульсировали и давали пики, притягивая Кукольника магнитом. Он чувствовал, как внутреннее давление нарастает, поднимается, увеличивается.

«Выпускай меня! – приказывала его способность. – Дай попробовать!»

«Есть же Гимли, – напомнил он Кукольнику. – Вспомни семьдесят шестой!» Казалось, Грег произнес заклинание призыва: далекий голос Гимли откликнулся: «Я помню семьдесят шестой, Хартманн. Очень хорошо помню. А еще я помню, что вчера случилось с Эллен. Скажи-ка: как тебе понравилось быть гребаной марионеткой? Ну же, давай, выпусти своего дружка. Может, на этот раз я не позволю тебе его остановить. А вот если остановлю, то он, конечно, взбесится. Может, Кукольник снова тобой покомандует. Новостные службы будут в полном восторге».

Кукольник зарычал на Гимли, а Грега под его улыбающейся маской трясло. Кукольник бросался на прутья своей клетки, энергия джокеров буквально клубилась вокруг них. Грегу с огромным трудом удалось захлопнуть двери.

«Хартманн! Хартманн!»

Он улыбался. Он кивал. Он соприкасался пальцами. Соблазн выпустить Кукольника и действовать с ним заодно был почти нестерпимым. В этом Гимли не ошибся: Грегу этого тоже хотелось. Хотелось так, как никогда и ничего прежде.

Черепаха остановился в центре бульвара Интернэшнл неподалеку от куклы, изображавшей Барнета.

– Забирайся, сенатор, – пригласил он.

Панцирь плавно опустился, застыв в тридцати сантиметрах над тротуаром. Грег шагнул вверх. Билли Рэй и агенты встали вокруг Черепахи.

Когда он выпрямился на панцире, его встретили оглушительным ором. Сохранив чувствительность, несмотря на запертого Кукольника, он чуть не упал под волной их объединенного восторга. Грег поскользнулся и пошатнулся, почувствовав, как Черепаха поддержал его почти ласковым толчком.

– Иисусе, сенатор, извините. Я не подумал…

Грег стоял на панцире. Лица джокеров были обращены к нему, прижаты к телекинетическому барьеру Черепахи. Их приветственные крики эхом отражались от окружающих зданий, становясь все оглушительнее. Он покачал головой со скромной, чуть смущенной улыбкой, ставшей фирменным знаком Хартманна за время долгой кампании. Грег не пытался унять крики, ощущая их настойчивый ритмичный пульс.

Кукольник впитывал его. Хотя Грег продолжал его удерживать, ему не удалось помешать своей способности подняться к поверхности сознания. Глядя на джокеров, он увидел среди них знакомые лица: Арахис, Искра (Flicker), Пердун (Fartface), и тот, кого прозвали Могильным Тленом (Gravemold) – который в конце концов упокоил Тифозного Кройда. Кукольник тоже их увидел – и яростно забился о мысленную клетку, рыча и дергаясь.

Грег трясся от усилий, которые уходили на укрощение оголодавшей второй личности, и понимал, что оставаться здесь долго не сможет. Под натиском их эмоций его самообладание рушилось.

(Сверкающие, чистые цвета, кружащиеся повсюду. Кукольник почти касается их – и видит, как они колеблются, словно подкрашенный дым…)

Грег вскинул руки, требуя тишины.

– Прошу вас! – крикнул он и услышал, как его усиленный голос отражается от окружающих стен. – Выслушайте меня. Мне понятно ваше недовольство. Я знаю, что четыре десятилетия пренебрежения и непонимания требуют выхода. Однако это надо делать не так. И не сейчас.

Им хотелось услышать не это. Он ощутил их недовольство и поспешил продолжить:

– В этом здании мы ведем борьбу за права джокеров… – (Крики одобрения: режуще-зеленые и заостренно-желтые…) – Я прошу вас помочь мне в этой борьбе. Вы имеете право на демонстрации. Но я хочу сказать вам, что насилие на улицах будет использовано как оружие против вас. Мои противники ткнут