«Я же ничего не успел сделать… Нас кто-то предал? И на ментов эти, в чёрном, непохожи. Хотя у русских не поймёшь, даже название – полиция. Если Червя и Буру повяжут, скажу, в первый раз их вижу. А не пахан ли нас сдал? Хотя зачем ему? Он же сам нас на этого терпилу навёл. Неделю эти двое за ним ходили, спрашивается, зачем? Курортников полно, за это время в карты обыграть, а то и ограбить нескольких можно. А потом слинять куда-нибудь – в ту же Керчь. А что это за мужик в цивильном рядом со мной сидит, глаза прикрыл? Следак?»

Пока у водителя не было ни одной ценной мысли, полезной информации для следствия, и Володя решил ускорить процесс.

«Ты сам-то кто?»

Водитель дёрнулся.

«А… кто в моей голове говорит?»

«Совесть твоя проснулась!»

«Не может быть!»

«Как зовут пахана, где живёт?»

«А вот чёрта лысого скажу!»

«Мучиться будешь!» – Володя напрягся.

Водитель уголовников задёргался, замычал.

– А, голова раскалывается! – явственно произнёс он.

– А хоть бы и раскололась, невелика потеря! – ответил конвоир.

Водитель завыл в голос, и спецназовец удивленно спросил:

– Чего это с ним?

– Муки совести одолели. Покаяться хочет, подельников сдать, – усмехнулся Володя. – Не будет говорить – парализует. В суд-то, может, и не попадёт потом: кто в зоне за ним ухаживать будет? Под себя гадить будет, так в дерьме и умрёт.

Водитель, хоть и тёртый был мужик – две ходки за спиной, струхнул. Слова Володи вкупе с головной болью – просто дичайшей – оказали воздействие. Он понял, что головная боль не сама появилась, что её вызвал вот этот непонятный молодой мужик.

– Спрашивай, – простонал он.

– Ты уже слышал вопрос в своей тупой башке.

– Ах ты, сволочь!

Володя усилил воздействие, и водитель закричал от боли, засучил ногами.

– Ещё раз крикнешь – прикладом зубы вышибу и рот твой поганый кляпом закрою, – пообещал силовик.

– Так сил нет терпеть…

– А ты подчинись. Глядишь – цел останешься.

– Вы откуда? – Лицо водителя исказилось от боли.

– От верблюда.

На задержанного надо было давить морально, чтобы он сломался.

– Или ты, шестёрка, отвечаешь, или глаза от боли вылезут. Считаю до двух. Раз…

– Гарбуз у него погоняло. Не местный он, из Херсона. Сейчас обретается на Приморской. Номер дома не помню, но показать могу.

– К кому Червь и Бура пошли?

– Не знаю таких.

– Чёрт с тобой. Всё равно расскажешь, когда глаза от боли как у рака будут. Думаю, подельники твои посговорчивее будут. – Володя вышел из «Форда».

Водитель – человек никчемный, его используют втёмную. Знает он мало, в детали не посвящён, в «молчанку» для форса играет. Но ничего, помучается – всё расскажет.

А на улице, у дома Мартьянова, происходили события. Перелезшие через забор Бура и Червь направились к дому фигуранта – собаку они не боялись. Ещё вечером они перекинули через забор кусок мяса, пропитанный снотворным.

Цербер был зол, туп и плохо дрессирован. Учуяв соблазнительный кусок, он моментом его слопал и через полчаса уснул.

Входная дверь заперта не была: хозяин слишком доверял псу, непрошеные гости спокойно вошли в дом.

У хозяина от удивления челюсть отвисла: а как же его верный Цербер? Ведь он даже не гавкнул, не бросился на незнакомцев.

– Сам деньги отдашь или помучиться хочешь?

Хозяин испугался: визит двух парней уголовного вида не предвещал ничего хорошего. И он решил отдать деньги. Боли он боялся, но здоровье и жизнь были дороже денег. В душе Мартьянов даже обрадовался, услышав, что речь идёт о деньгах, а не об алмазах, да и пахан толком не объяснил уголовникам, поскольку сам не знал, что брать. Ценности – и всё. А в понятие «ценностей» у двух разбойников входили в первую очередь бумажные деньги,