действительно старалась. Согнувшись, словно от сильных болей в животе, я стояла над раковиной и рыдала, как никогда в жизни.

Трудно сказать, сколько прошло времени, когда раздался стук в дверь. Я не хотела этого знать. Я бы с удовольствием вообще больше ничего не знала. Должен же найтись способ просто удалить из моей памяти последние несколько часов. Интересно, где можно очень быстро раздобыть гипнотизера, который исполнит это желание. Электрошок также может помочь. Но, вероятно, твердая плитка в ванной тоже подойдет, если я ударюсь о нее головой.

В дверь снова постучали.

– Лив? Ты там? – Это был Грейсон, и его голос звучал устало и раздраженно.

Можно ли в этом доме остаться в покое хотя бы ночью? Я хотела побыть одна. Наедине с этой плиткой.

– Иди... ик... в туалет для гостей, Грейсон, – нервно ответила я. Рыдания прекратились, но зато на меня напала икота.

Грейсон что-то пробормотал за дверью.

Даже без контактных линз я могла видеть, что мое лицо покрылось пятнами, а веки припухли. Сначала я попробовала умыться холодной водой, но когда это не помогло, я взяла ватный тампон, смочила его апельсиновым тоником для лица Флоренс и промокнула им глаза. Тоже лучше не стало, но, по крайней мере, тоник вкусно пах. Что мне нужно, так это успокаивающий крем. Возможно, он найдется в драгоценной баночке Флоренс, которую было запрещено трогать под страхом смерти. Раньше я с этим не спорила, но теперь мне позарез необходимо было открутить эту золотую крышку. Настойка календулы. Там еще было что-то мелким шрифтом, я не смогла прочитать, но «календула» звучало успокаивающе и здорово, как естественный враг красным пятнам. Я плеснула в лицо немного настойки.

– Вряд ли я смогу просто выломать эту дверь. – Грейсон, по-видимому, все еще стоял, прислонившись с другой стороны.

– Нет. Но ты можешь... ик... просто уйти, – ответила я.

– Я говорю не с тобой – и нет, не могу, я перебужу весь дом... Лив, что ты там делаешь?

– Разве они... ик... еще не все?

Вздох Грейсона был слышен даже через дверь.

– Ты что, режешь себе вены?

Что?

– Нет. Я наношу крем. – И как раз в этот момент я поскользнулась, красивая золотистая крышечка выпала из рук и упала в раковину. – Черт! Ик.

– Слышишь? Она в порядке.

С кем он там разговаривает? Надеюсь, не с Флоренс. Она убьет меня, когда обнаружит, что я поцарапала ее крышечку. Может, можно замаскировать это золотистым лаком для ногтей? Я недавно видела такой на руках Флоренс. Я открыла ящик, где она держала свои флакончики с лаком. Их оказалось примерно шестьдесят.

– Нет, идиот, я не могу увидеть это своими глазами, – зашипел Грейсон за дверью. – Потому что я не могу видеть сквозь стены. Нет... И как я должен это... Лив, открой, пожалуйста, наконец! Я должен убедиться собственными глазами, что с тобой все хорошо.

– Ты сошел с ума, – сказала я. Вот он – золотой лак, рядом со светло-коричневым. Флоренс все рассортировала по цветам.

– Скажи это Генри, а не мне.

Флакончик с лаком выскочил из моей руки, я едва успела его поймать, прежде чем он упал на пол. Генри! От ужаса у меня волшебным образом исчезла икота.

– Он не смог дозвониться тебе и поэтому позвонил мне, – объяснил Грейсон. – А теперь доводит меня до безумия, требуя сидеть у двери ванной комнаты.

Дрожащими пальцами я открыла дверь, и Грейсон зажмурился, так как свет ударил ему прямо в глаза. Он молча протянул свой айфон.

– Наконец-то!

Я подняла руку и сразу же опустила, так и не взяв телефон. Одна только мысль, что я услышу голос Генри...

– Скажи ему, что я сплю, – прошептала я.

Грейсон закатил глаза.

– Для этого несколько поздновато. Кроме того, я тоже вообще-то спал, что ему совершенно не помешало. – Он зевнул. – Лив, вы не могли бы разбираться с вашими проблемами днем? Ну пожалуйста!

Нет, я боялась, что с нашими проблемами вообще нельзя разобраться. Ни днем, ни ночью.

Грейсон приложил телефон обратно к уху.

– Ты слышал? Она не хочет с тобой разговаривать. Но она в порядке.

В полном. Все просто супер. Вплоть до слез, которые подступили снова.

– Что? – Грейсон посмотрел на меня еще внимательнее, так как его глаза немного привыкли к свету. Он нахмурился. – Да. В полном. А сейчас я отключусь, хорошо? Сейчас полпятого, и мы все должны в это время спать чертовски глубоким сном. И я не возьму трубку, когда ты снова начнешь