Булатов, покрутив темную кованую ручку, осмотрел дверцу, затем потрогал массивные книжные полки. И хмыкнул.

– Что? – не выдержала пытки молчанием.

– Раньше этот шкаф пытался кого-нибудь придавить?

– Нет. А должен?

Я насторожилась. Неужели с мебелью что-то сделали, превратив ее в орудие убийства? Вдруг, пока нас не было, кто-то пробрался в квартиру и смастерил ловушку – к примеру, подпилил ножки шкафа? Бред, конечно, но…

Все-таки бред – это выяснилось быстро.

– Его опрокинула на себя ты сама, и ручка оторвана с мясом от дверцы по твоей вине. – Руслан ухмылялся. – Мягче, Герда, нужно быть мягче с хрупкими вещами. А то поломаешь все вокруг, придется новую мебель покупать.

Нахмурилась, не понимая, о чем он толкует.

– Похоже, ты «перезарядилась» ночью, вот и крушишь все вокруг с непривычки. Необычно ощущать в себе силушку богатырскую?

– Хочешь сказать, что я не рассчитала усилий, когда открывала дверцу? И теперь могу еще что-нибудь сломать?

– Или кого-нибудь. Будь осторожна, Герда. Прикасайся ко всему будто к хрустальной посуде.

– Хорошо, я попытаюсь.

И я дотрагивалась до предметов, словно археолог к бесценным хрупким черепкам. Или к мумии, готовой рассыпаться в прах в любую минуту, – подсказало воображение. За пару часов перебрав все книги в кабинете, убедилась, что про мир Полуночи ни в одной не говорится. Обычные труды влюбленного в науку историка. Забавно, что профессор писал умные блестящие монографии, а близким рассказывал смешные, а порой и непристойные истории из жизни археологов. Но сколько мы с Ладовым ни просили, он так и не захотел записать их и отправить в какое-нибудь издательство.

Те самые книги обнаружились во «взрослой» спальне, как прозвала я комнату дедушки с бабушкой. После их смерти я не заходила сюда, даже чтобы убраться, – сдерживал не внушенный с детства запрет, а боль утраты. Вот и сейчас, сидя на полу и обложившись найденными томами, я не смогла сдержать слез.

За неделю до кончины бабушка произнесла странные слова, смысл которых я поняла лишь в утро, когда нашла ее уснувшей вечным сном. Но тогда я едва слышала ее, так как переживала очередную личную драму. «Любимые люди когда-нибудь уходят. Так задумано Богом, что мы должны расставаться. Мы не можем рука об руку идти по жизненному пути вечно. Родители отступают в сторону, давая возможность появиться рядом с тобой твоему избраннику, твоим детям. Так должно быть и так есть. И когда мы прощаемся, то отдаем им частицу своего сердца, а они нам – своего. И не надо лить слезы по ушедшим, – говорила она тихо. – Прислушайся к себе – и кроме боли ты почувствуешь и тепло, подаренное ими».

Я долго искала это тепло, спрашивая у неба, за что осталась одна. Брошенная родителями еще в детстве, преданная женихом за несколько дней до подачи заявления в загс, оставленная другом, вечно мотающимся по секретным командировкам. И все же те слова дали всходы: я научилась вспоминать только хорошее и светлое. И боль потери ослабла.

После завтрака я вернулась к книгам, но предварительно погоняла в спальне пыль и помыла полы. Парни проявили деликатность и не беспокоили меня до прихода обивщика.

Выбор ткани Лазарус превратил в цирк, чуть не сведя с ума мастера и меня заодно с ним. Вампиру не понравилось, что мы неправильно называем оттенки.

Нефритовый или изумрудный, керрия или желтый дуб, цвет традесканции или бледно-голубой – какая по большому счету разница? Но для обладателя фамилии литературного князя это оказалось важным. И обшарпанный диван стал обладателем новой «шкурки» цвета тирского пурпура с шоколадным геометрическим принтом. А еще я узнала, что вчерашнее «ложе страсти» не алое, а мареновое. Выходит, Кристине известен бзик босса – любовь к оттенкам, а не чистым цветам. К слову, купленные ею еще три комплекта были винного, темно-бирюзового и цвета детской неожиданности, то есть оттенка мякоти тыквы.

Мастер принялся за работу, не поинтересовавшись, что за абракадабра нарисована на досках, чего вначале я опасалась. То ли он их не видел, то ли умел держать язык за зубами, словом, неудобных вопросов не задавал. И со спокойной душой я ушла в кабинет, куда перенесла найденные книги.

Не знаю почему, но «Язычество сегодня. Попытки возрождения славянских богов» зацепили меня больше всего. Скорее всего, потому, что, листая, увидела упоминания некромантов. Не верилось, что такие маги тоже есть. А еще стало чрезвычайно интересно: если кто-то воскрешал богов, то кто-то их и убивал? А кто? Или это образно? Подразумевалось возрождение религиозных культов?

Книга читалась легко, как приключенческий роман. И я не заметила, как сделала постыдную вещь – обкусала ногти на левой руке, волнуясь за деда и его команду, заманенную фанатиками в меловые пещеры и там замурованную. Шестидесятые годы, деду нет и сорока, и он еще не встретил мою бабушку, а оттого легко пускался в авантюры. И когда знакомый представитель Контроля по имени Хемминг попросил помочь выследить сектантов, ищущих реликвию богини Мары, дед согласился с большим энтузиазмом. На тот момент пятерка боевиков из Контроля, два некроманта в роли консультантов оказались предпочтительней, нежели вечно недовольная жена.

– Герда! – В кабинет ворвался встревоженный вертигр. – Собирайся, срочный вызов!