протащил по земле и разодрал рубаху в клочья. Сам Дрема отделался ссадинами и громче всех хохотал. Сорочка его превратилась в кучку особенно грязных лохмотьев – просто грязной она была и до того, как у всех, – и Святослав отдал ему свой плащ, чтобы комары не загрызли до смерти. Кабанью печень съели прямо сырой, подкрепились, по-быстрому обжарив кусочки мяса над углями. Соли не нашлось, но никто не жаловался. Не встреться им кабан, наловили бы змей и лягушек. Не в первый раз…

После этого разделились. Сигвата с его людьми Святослав послал обратно на стоянку – отнести мясо и приказать его запечь к вечеру. Прочих разослал по сторонам. Требовалось найти хоть какое-нибудь селение: выяснить поточнее, куда попали, достать еды, одежды, проводников, бочки для воды и все прочее, что нужно в пути обратно к устью Днепра и что они растеряли за то время, пока их болтало по морю.

Пока ни сам Святослав, ни кто-то другой не произнес вслух «мы возвращаемся в Киев». Сперва надлежало выбраться отсюда и выяснить, что стало с остальной частью дружины. Если бы удалось собрать людей и потери оказались бы не слишком велики, то можно было бы, не возвращаясь, еще походить по побережьям Таврии. Но сначала выбраться и вновь собрать рассеянные силы…

Впереди тянулось русло речки, и на нем гриди услышали многоголосый говор. Подобравшись поближе, посмотрели. В сторону берега направлялась немалая толпа: на вид с пару сотен будет. Судя по языку и виду, местные. Что за народ тут жил, Сигват с трудом мог бы сказать: не то греки, не то хазары, не то степняки какие, а скорее, смесь всего понемногу.

– Они прямо к нашим идут, – сообразил Белош. – Чего им там делать?

– Так это же местные! – пояснил Лейви. – Они этим и промышляют.

– Чем?

– Да грабежом! После бури ходят на берег поискать, не выбросило ли кого. Разбитые лодьи – их добыча.

– Что не разбито – разбивают и грабят, – хмыкнул его брат Фольки. – Чего делать будем?

– Пойдем пока за ними, – решил Сигват. – Посмотрим.

Вшестером на двухсотенный отряд не нападают, оставалось наблюдать.

Хотя дураку ясно: что-то делать надо. Там у лодий всего полсотни человек, и они, голодные и усталые, от двух сотен, свежих и воодушевленных близостью добычи, не отобьются. Кроме оружия, взять с них нечего: одни мокрые рубахи на плечах. Но сами лодьи чего-то стоят, а если удастся захватить пленных, то купцы-греки за них дадут по двадцать золотых номисм за каждого.

Русы хорошо знали, зачем греки скупают полон: рабы использовались не только в домашних работах, но и в огромных поместьях богатых греческих бояр. А непривычные к жаре пленники с севера жили там не так уж долго, поэтому грекам все время требовались новые рабочие руки. Русы наживались на этом уже сотню лет, каждый год отправляясь за полоном и сбывая его за Греческое море. Но также они и понимали, что сами могут, случись неудача, оказаться в этом деле не продавцами, а товаром.

В прибрежных холмах местные залегли и стали осматривать стоянку.

– Давай, труби! – Сигват кивнул Белошу, у которого на плече висел рог.

Старшим на стоянке Святослав назначил Улеба. Тот и сам догадался выслать дозорных на холмы, окружавшие бухту, но те не смогли бы увидеть прячущихся в зарослях у речки нападавших, если бы издалека не донесся вдруг рев боевого рога. Рог был свой, и знак он подавал понятный: тревога.

К тому времени люди Улеба лишь напились пресной воды из ручья и набрали вдоль полосы прибоя плавника для будущих костров. Не помешало бы оттащить лодьи подальше от воды, но стояла тишь и гладь, а от голода у самого Улеба кружилась голова, и это дело он отложил на потом – когда удастся хоть как-то подкрепить силы уставших отроков.

За это он потом не раз сказал себе спасибо.

Тревожный рев рога все услышали сразу, и объяснять, что делать, не приходилось. Сидевшие и лежащие отроки вскочили, расхватали щиты и шлемы и выстроили стену, спиной к воде. Куда вставать лицом, все понимали: они видели только одно направление, где заросли заслоняли даль, и рог звучал именно оттуда.

Из сотни оказавшихся на этом берегу людей щиты сохранили около половины – остальные унесло морем во время бури. Но все ушедшие оставили их здесь: не стоит таскать такую тяжесть, пока сражений не предполагается.

Одновременно с этим из зарослей над ручьем посыпались люди – вопя и потрясая оружием. Их оказалось в несколько раз больше, но первый натиск «стена щитов» выдержала. Напоровшись на мечи и копья, нападавшие отхлынули; на прибрежной гальке осталось не меньше трех десятков тел. Откатились, впрочем, недалеко и принялись забрасывать русский строй сулицами, стрелами, просто камнями, подбирая из-под ног. Целили в головы и в не защищенные щитами ноги. В дружине появились раненые. Две хазарские ватаги пытались зайти с боков. И хотя вооружением и выучкой русы заметно превосходили нападавших, сказывалась усталось и голод, а главное, тех было уж слишком много.

– Отходим! – кричал Улеб, понимая, что если остаться на месте, то здесь они, чуть раньше или чуть позже, все и полягут.

Русы пятились. Шаг за шагом шум прибоя за спиной становился ближе.

Они почти наткнулись на свои лодьи, лежащие в нескольких шагах от воды.