нарушения устава. Заснул на посту, что случалось с ним постоянно, тут же сочинил стишок – и вроде как погасил строгач… Здесь и была лазейка: Олег надеялся оглушить спящего дозорного, связать… ну а там как боги решат.

Беглец миновал последний проулок и оказался перед укреплениями, на открытой полосе, засаженной капустой. Впереди, в пятидесяти шагах проглядывали ажурные контуры сторожевой вышки, а от нее – влево и вправо – расходился четырехметровый частокол. Стало еще светлее, чудилось, вот- вот из-за горизонта должен показаться край солнечного диска. Олег, стараясь не шуметь, быстрым шагом направился к своей цели. Проклятые кочаны то и дело попадались под ноги, ступни оскальзывались на тугих кругляшах, сбивая листья, которые ломались со свежим хрустом.

«Может, спит?» – он с надеждой посмотрел вверх. Нет. Там кто-то шевелился, но не осознавал приближения опасности, не понимал, что врага нужно высматривать с внутренней стороны.

Вот дозорный поднялся и начал медленно-медленно поворачиваться в сторону Олега. Видимо, все-таки что-то услышал, или просто надоело смотреть в одну сторону. Так или иначе, беглец отчетливо осознал, что в любом случае, даже если он рванет что есть мочи, не сможет приблизиться на расстояние вытянутой руки, потому что пробежать эти невероятно длинные десять метров, а потом еще пятнадцать ступеней по лестнице, было попросту невозможно. Нет… за это время успеет среагировать любой безмозглый сопляк, даже такой, как поэт-недотепа Петр. Не из «Макарова» же в него палить? Тогда уж точно на шум сбежится пол-Лакедемона. Отчаяние стало подниматься в душе Олега, и вдруг, словно щелкнул выключатель – все мысли погасли, и какая-то древняя часть души, коварная, до поры таящаяся на дне, перехватила власть, оттеснив разум в сторону.

– Петя! Пе-е-тя! – нарочито громкий шепот, привлек внимание дозорного.

Плечи юного стражника дрогнули, он недоуменно помотал головой. Наконец, увидел-таки внизу, почти уже возле вышки своего старшего товарища по интернату Олега, сына Виктора, с каким-то свертком в руке.

– Что? – дозорный часто заморгал, лицо его, конопатое, совсем еще детское, расплылось в улыбке. – Это… ты?

– Я, кто же еще… – нога беглеца коснулась первой ступеньки лестницы, – у меня к тебе дело.

– Но… – Петя нахмурился, будто вспоминая что-то очень важное. – Тебе сюда нельзя. До смены еще два часа, наверное…

– Да говорю же, у меня к тебе дело, – Олег преодолевал ступеньку за ступенькой, не отводя пристального взгляда от дозорного.

– Стой! – взвизгнул стражник, направляя АК74 на своего товарища.

– Ты… что, Петя? – Олег на секунду замер, а потом сделал шаг. – У меня ведь горе, понимаешь, – еще один шаг. – У меня жена умерла, Карина, – и еще шаг. – Моя Карина… ты же поэт, ты должен понять. А я хотел бы, чтобы ты сочинил в память о ней хороший, очень хороший стих. Как ты это умеешь.

Дозорный в замешательстве опустил автомат.

– Да… я могу, – сказал он. – А что у тебя в руках?

– А это… подарок… тебе, Петя… подарок, – губы беглеца механически произносили эти слова, а тело продолжало преодолевать ступеньки, и вот он уже в каком-то метре от стражника. – Заочно, за труды, за то, что ты такой талантливый поэт и мужественный воин.

– Скажешь тоже… – юнец зарделся, отступив на шаг и пропуская на вышку Олега. – А что там внутри?

– Сейчас увидишь, – Олег положил «подарок» на деревянный настил, выпрямился в полный рост.

И вдруг сверток шевельнулся, издав неясный звук. Разум Олега завизжал в ужасе: «Нет! Не надо! Стой!!», – но левая рука, словно подчиняясь приказам извне, ухватилась за подбородок дозорного, отогнула голову назад – блеснул клинок стилета, и стальное жало вошло в кадык незадачливого поэта.

Все произошло мгновенно.

– Прости, прости, я не хотел, Петя, прости меня, пожалуйста, – обнимая и усаживая умирающего на настил, шептал Олег дрожащими губами. – Прости, меня, Петя, прости, ты никогда не переступишь грань, ты останешься на ней вечно, а я… а мне уже все равно… но прости меня, Петя, прости меня, пожалуйста…

Однако руки споро обыскивали обмякшее тело юного поэта. В карманах убитого ничего не нашлось, кроме огрызка карандаша и криво исписанных листков пожелтевшей бумаги. Отдышавшись, убийца проверил боекомплект. Теперь у него был не только пистолет с восемью патронами, но и «калаш» с двумя полными рожками. Закрепив тройник на одном из деревянных брусьев, он посмотрел вниз: отлично, по веревке можно спуститься. Но как при этом удерживать ребенка? Недолго думая, Олег скинул с себя заляпанную кровью накидку, рассек ее надвое стилетом, выбрал более чистую часть, связал концы и закинул получившееся подобие люльки себе на шею. Затем, будто вспомнив о чем-то, закрыл веки мертвецу и прошептал:

– Да восславят тебя вечные воды Миуса.

И, будто откликаясь на его мантру, где-то вдали послышался удар гонга, а потом приглушенно неразборчивое:

– …шествий!!!

Спустя несколько секунд донесся звук еще одного гонга, но он был громче, чем предыдущий, и крик:

– Шестой без происшествий!!!

«Перекличка», – сообразил Олег. Взгляд отчаянно шарил по углам в поисках молоточка. Но растяпа-поэт куда-то его дел. Прошла секунда, долгая, мучительная, напряженная, а за ней потянулась вторая…

Необходимо было что-то предпринять, причем срочно. Уже почти светло, уже видны контуры соседних вышек. И если сейчас на нем закончится