этого милашки. Надо же, отправила Лескову к нему, – подружка весело расхохоталась, словно и не было у нее ссоры с ударником «На краю». – Ладно, ты миролюбивая, я в тайне от тебя все проверну.

– Я же сказала, что не надо.

– Чувства-а-а проснулись опять? – зловеще протянула она. – Оу.

– Проснулся мой кодекс.

– Чести?

– Самосохранения. Чем меньше я буду вспоминать его, тем лучше мне будет.

– А Келле ты отомстила? – поинтересовалась я.

Журавль повела точеными плечами.

– Хотела позвонить Папе, чтобы он провел профилактическую беседу с синильным уродом, но не смогла дозвониться. – Она притворно вздохнула. – Так, паре более цивильных знакомых звякнула, попросила Келлу подкараулить…

– Ты серьезно?! Ты что? Чтобы его избили? – воскликнула я.

– А что? Пусть и ему будет чуть-чуть больно. Кстати, я позвонила сразу же, и мальчики уже должны были рыло встретить. По-моему, у них даже биты с собой есть. И не только.

– Но ведь ты тоже его обманывала! Даже вдвойне, – опешила я.

– Все, отстань, – не захотела беседовать со мной на эту тему Ниночка. – Пошли уже, – она с силой хлопнула по голени, убив насекомое, – комары, собаки, заели.

Она встала с качели первой. Я последовала за ней.

Все позади. Все самое плохое осталось там, где-то далеко.

Или ждет впереди.

– Эй, мелочовка! – крикнула на девчонок Нинка. – Вот, возьмите на мороженое. – Она протянула им ни много ни мало тысячную купюру. Наверное, захотела, чтобы они купили пару килограммов мороженого, не иначе.

Дети настороженно уставились на Журавля.

– Берите, – насильно всучила им купюру девушка, – и только попробуйте выкинуть, я вас найду и убью. Ясно?

Да уж, из Нинки просто превосходный педагог. Подружки синхронно кивнули и даже сказали «спасибо».

Когда мы отходили, одна из них, такая же светленькая, как и сама Нинка, вдруг нагнала ее и произнесла:

– Тетя, возьмите тоже.

– Что? – обернулась Ниночка раздраженно. – Я же сказала, потратьте все. Хоть на конфеты, хоть на сигареты.

Но девочка протягивала Нинке отнюдь не купюру, а детское синее кольцо из пластика, на котором блестело золотое сердечко. Малышка подула на кольцо и даже протерла рукавом и теперь решила отдать его моей удивившейся подруге.

– Это талисман на любовь, – произнесла она серьезно, – возьмите. Если что, мы с Наташкой тут каждый день гуляем, мы вам качели занимать будем.

Моя подруга резко схватила кольцо и надела его на мизинец.

– Теперь вам повезет в любви, – уверенно произнесла девочка. – Вы же хорошая.

Нинка вдруг закрыла лицо руками и резко села на корточки, склонив голову, прикрытую ладонями, к оголившимся коленкам.

– Нин, ты что? – испугалась я. – Тебе плохо?

Что с ней?!

– Подожди, не лезь ко мне, – глухо отозвалась подруга, и плечи ее едва заметно вздрогнули. Я присела рядом с ней и осторожно погладила ее по плечу.

– Идите девочки, – сказала я, – тете немного плохо. И не гуляйте тут так поздно.

Девчонки, взявшись за руки, унеслись. А я, осторожно гладя подругу по плечу и по спине, говорила, сама едва сдерживая слезы.

– Плачь. Нин, ты ведь никогда не плачешь. Томас говорит, что нужно иногда плакать, чтобы разрядиться. Ты поплачешь и успокоишься, все плохие эмоции покинут тебя. Не переживай – я знаю, ты считаешь это проявлением слабости, но это вовсе не слабость, а обычная человеческая реакция. Ниночка, мы ведь все люди.

Я присела рядом и положила голову ей на плечо. Мы никогда особенно не обнимались, потому что обе не слишком любили физические проявления эмоций и всяческие там нежности, но сейчас я знала, что мне нужно коснуться ее – чтобы не словами, а жестами показать свою поддержку. Нинка очень нуждается в поддержке, хотя никогда не признается в этом.

– У него хорошее имя. – Едва расслышала я ее голос.

– Мне кажется, он и сам хороший.