граунд и был с трех сторон окружен лесом. Справа располагались Стоунбридж и Вуд-понд. На север в направлении Кенвуд-хауса уходила лужайка. А еще дальше мелькали фары автомобилей на Хэмпстед-лейн.
Пендергаст оглянулся, потом кивнул Клифишу и двинулся вперед, держась края леса.
Сам Грейндж представлял собой археологическую загадку, словно его создатель не мог определиться не только с архитектурным стилем, но и с эпохой, к которой это строение должно было принадлежать. Низкий фасад был наполовину деревянный, как при Тюдорах, но маленькая пристройка с одной стороны представляла собой странное творение в неороманском стиле. Длинная покатая деревянная крыша, ощетинившаяся карнизными свесами, свидетельствовала о том, что этот дом более чем на полвека опередил эру крафтсман[33]. К дальней части дома прилепился парник, стеклянные панели которого потрескались и заросли плющом. Все сооружение было обнесено сеточным ограждением, провисшим и подранным. Похоже, его воздвигли в целях безопасности несколько десятилетий назад и с тех пор так и не поправляли.
Следуя за Пендергастом, Клифиш подошел к ограждению со стороны входа в здание. Здесь имелась небольшая калитка на висячем замке. Подвыцветшее от времени объявление рядом с ней сообщало: «СОБСТВЕННОСТЬ ПРАВ-ВА ЕЕ ВЕЛИЧ-ВА. ВХОД ЗАПРЕЩЕН».
– Ну что, Роджер, идем? – спросил Пендергаст спокойным голосом, как будто приглашал спутника отведать огуречный сэндвич в «Рице».
Клифиш нервно оглянулся, покрепче прижал к себе фонарь.
– А замок… – начал было он, но не успел закончить, потому что раздался тихий щелчок и замок открылся в руках Пендергаста.
Они быстро прошли в калитку, и Пендергаст закрыл ее за собой. Луна спряталась за тучами, и мир погрузился в темноту. Пока Пендергаст наскоро производил разведку, Клифиш ждал во дворике. Он слышал самые разные звуки: смех вдалеке, едва слышное постукивание мотоциклетного двигателя – или это ему только чудилось, – нервное биение собственного сердца.
Пендергаст вернулся и жестом показал, что можно идти к входу. Дверь тоже открылась почти сразу же, стоило агенту ФБР к ней прикоснуться. Они вошли внутрь. Пендергаст затворил дверь, и они оказались в полной темноте. К ощущениям Клифиша добавились новые: запах плесени и опилок, стук крошечных ножек, шорох потревоженных червей.
Из темноты донесся голос:
– Чтобы помочь себе в поисках, давайте еще раз вспомним, что нам известно. В течение более чем десяти лет с тысяча девятьсот семнадцатого по тысяча девятьсот двадцать девятый год Конан Дойл часто приезжал сюда в качестве гостя Мэри Уилкс, здесь он углублял свои знания спиритуализма и читал собственные сочинения на эту тему друзьям, тоже неравнодушным к предмету. Он умер в тысяча девятьсот тридцатом году, отправился, по его собственным словам, «в величайшее, самое восхитительное из всех приключений». Сама Мэри Уилкс умерла в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Ее дочь Летиция Уилкс жила здесь – поначалу вместе с племянником и племянницей – до своей смерти в тысяча девятьсот восьмидесятом году, когда она передала эту собственность правительству. С тех пор в доме никто не жил, более того, к нему явно никто и не прикасался.
Клифишу нечего было добавить, и он промолчал.
Появился маленький красный лучик – это Пендергаст включил фонарик с фильтром на отражателе. Слабый луч пошарил вокруг. То, что они увидели, когда-то было уютным домом с мебелью, покинутым людьми в 1980-х годах. Здесь вдоль стен неровными рядами стояли стопки книг, а на приставных столиках, покрытых толстым слоем пыли, сидели всевозможные крохотные гномы и стеклянные фигурки. Дальний конец коридора выходил на кухню, слева и справа были арки, ведущие соответственно в гостиную и столовую. Первый этаж был устлан потрепанным ковром отвратительного оранжевого цвета.
Пендергаст принюхался:
– Сильный запах гнилого дерева. Мой друг из Национального фонда была права: дом находится в опасном состоянии и близок к разрушению, возможно, его опорные элементы подгнили. Мы должны действовать с осторожностью.
Они прошли в гостиную, и Пендергаст обвел комнату приглушенным лучом фонарика. Здесь царил кавардак. В углу стояло пианино, ноты упали с подставки и перевернутой скамьи и свалились на пол, на нескольких тронутых плесенью карточных столах лежали головоломки, партии в «Монополию» и китайские шашки, оставленные посреди игры. На столах и диванах в беспорядке громоздились журналы.
– Похоже, Летиция Уилкс не следила за своей собственностью, – неодобрительно хмыкнув, сказал Пендергаст.
Остальная часть первого этажа имела такой же вид. Игрушки, всякий хлам, старая одежда, купальные костюмы и тапочки. И повсюду этот отвратительный оранжевый ковер, отливающий в свете фонаря Пендергаста жутким алым оттенком. Неудивительно, что Национальный фонд оставил этот дом на волю стихий, подумал Клифиш. Он представил себе, как некий несчастный чиновник на минуту просунул в дверь голову, окинул все оценивающим взглядом, а потом снова закрыл дверь, поставив крест на восстановлении дома. Клифиш посмотрел на обои с огуречным рисунком, на побитую и заляпанную мебель, пытаясь найти хоть какой-нибудь знак, говоривший о том, что когда-то этот зачарованный дом посещал Конан Дойл, что он работал и отдыхал здесь. Но никаких знаков не обнаруживалось.
В подвале не нашлось ничего, кроме пустых кладовок, холодной топки и мертвых жуков. Пендергаст поднялся по опасно поскрипывающим ступеням на второй этаж. В центральный коридор здесь выходили шесть дверей. Первая вела в кладовку для белья, содержимое которой было трачено временем и молью. За второй дверью обнаружилась обычная ванная. За тремя следующими дверями были спальни. В одной из них хаос не так бросался в глаза, – судя по всему, когда-то это была спальня Летиции. Другими, видимо, пользовались ее племянник и племянница, о чем говорили постеры Диона