свете.

...Сколько они так просидели — Восток не считал. Видимо, сказались и напряжение, и усталость. Он снова резким броском пришел в себя, лишь когда по лестнице в третий раз за сегодняшний день (и день ли?) застучали шаги. Опять мельтешение фонарей, слепящий свет, окрики. Вот они с Крысей снова стоят на коленях под дулами пистолетов, а кто-то весьма умело вяжет ему (почему-то только ему) руки за спиной. Короткий переход до лестницы, окаменевшее, с потухшими глазами лицо тюремного охранника, колодец люка в низком потолке и тянущиеся из него щупальца рук.

По узкому коридору служебных помещений их вывели на платформу.

А там их уже ждали. Кажется, все Алтуфьево собралось поглазеть на смертников. Лица без счета — злые, нахальные, усталые, тревожные, — и ни одного сочувствующего. Среди мужских лиц Восток заметил и несколько женских. Местные «дамы» стояли тихие и внимательные, как можно ближе к... мужьям?.. хозяевам? С улюлюканьем пронеслась и спряталась за спины родителей стайка ребятни.

А прямо перед ними, уперев в бока пудовые кулаки, стоял Кожан.

Окинув узников с головы до пят внимательным циничным взглядом, он цыкнул зубом:

— Ну что, мыши серые, насиделись в углу? Все, хорош! Пора и честь знать! — весь вид Кожана источал физически ощутимую злобу. — Надоели вы мне за этот день хуже моченых грибов! Тут кое-кого из вас бибиря хотели на поверхность вывести днем — так кто я такой, чтобы этому мешать? — он глумливо хохотнул. — Я даже лучше идею придумал — вы туда ОБА отправитесь!

По толпе прошелестел шепоток, послышались редкие смешки. Узники молчали. А что тут скажешь?

— Погодь, Кожан! — вдруг вмешался не на шутку разволновавшийся Дымчар. — Все же насчет девки... Может, дашь ребятам погонять — напоследок, а? И вообще... Че ты там с ней такого делал в своей берлоге, а? Ведь верещала так, что зверье Наверху пряталось! Ну ты мужик!

Вокруг засмеялись.

— Не, ну правда, Кожан! Ну ладно, сам первый, как вожак, попользовался, а остальным? Ночь только началась, до рассвета время есть. Успеем еще с казнью! Ты ведь обещал! — он вдруг ущипнул Крысю за грудь, та тут же дернула головой, щелкнула зубами, но укусить не успела и только ожгла наглеца яростным взглядом. — Во! Видал? — Дымчар причмокнул. — Такое добро ни за грош пропадет!

Кожан скучающе зевнул и посмотрел на взъерошенную дочь, глядящую на него с невообразимой смесью гнева, мольбы и (наверно, все еще не могла забыть свою недавнюю истерику) вины на лице.

— Да я и не трогал ее вовсе, — лениво сказал он. — Охота была с этой сумасшедшей человечьей подстилкой связываться, еще подхвачу чего, лечись потом всю жизнь!

От таких чудовищных слов Восток побагровел и яростно рванул опутывающие его веревки. Крыся же ахнула, залилась краской и вдруг дикой кошкой метнулась к папаше явно с целью выцарапать ему бесстыжие буркалы. Но охранники не дремали — поймали, можно сказать, в прыжке.

— Га-а-ад!!! Сво-о-олочь!!! — пронзительно верещала крысишка, отчаянно отбиваясь от пытавшихся ее усмирить рук. — Не- ена-ви-и-ижу!!!

Кожан сморщил физиономию и демонстративно прочистил пальцем ухо.

— Так что, Дымчар, если тебе так уж приспичило и если так охота слышать вот это во время... хммм... процесса — валяй, пользуйся! — как ни в чем не бывало закончил он фразу. — Но потом, когда вдруг все твое «мущщинское хозяйство» начнет гнить и отваливаться, — не говори, что я тебя не предупреждал!

Дымчар задумался. Перспектива потерять самое дорогое и трепетно лелеемое не прельщала. Побаловаться с девчонкой, конечно, хотелось — она приглянулась ему, да и не только ему — но не такой же ценой!

— Ну так че, ребятки? — ухмыльнулся вожак, обводя взглядом свою «стаю товарищей». — У кого там еще в штанах лишние объемы звенят и дымятся? Давайте, не стесняйтесь — девка ваша!

— Да ну тебя в звезду, Кожан! — в сердцах плюнул Дымчар. — Умеешь же ты весь кайф людям обломать! — он брезгливо вытер о штаны руку, которой щипал Крысю, и тут же замахнулся на девушку. — Уууу, шалава!

— Ладно, хватит! — возвысил голос Кожан. — Хорош херней страдать! Тащите их Наверх, парни, пора!

С шумом, свистом и улюлюканьем крысюки поволокли смертников к южному вестибюлю станции.