обряды и ритуально убивали тех, кого считали за это в ответе. И все это время умирали. Умирали и умирали. До сегодняшнего дня Plasmodium falciparum мог быть у тебя на руках, и ты бы об этом не узнал. Потому что в конце концов, если ты не видишь его, значит от точно не способен тебе навредить.
— Пойдем со мной, - сказал Маркони, выходя из комнаты. Он провел меня по коридору и показал шесть комнат, которые занимали девять пациентов без создания.
— Наши «гриппозники». Сорок восемь часов назад у них началась бесконтрольная диарея. Подозреваю, что если бы у нас еще работал МРТ, то мы бы обнаружили некоторые ужасные перемены, происходящие у них внутри. А может быть и нет. Может быть, для этого нужно дождаться трансформации.
— Господи Иисусе, они заражены?
— Об этом я и хотел тебе сказать. Некоторые из них прошли твой осмотр по прибытии. Оказывается, у паразита есть не один способ проникнуть в тело.
— Но как они…
— Ты слышал, что я говорил о диарее?
— О. О боже.
— Да.
— И… Вы просто держите их тут? Вместе с больными? Они же могу превратиться в любой момент.
— Я так не думаю. Пропофол, кажется, останавливает процесс. Еще видишь, мы их привязали к кроватям. Это лучшее, что мы можем сделать в нынешних условиях. Через несколько дней, когда седативные средства подойдут к концу, нам придется принять решение.
— Какое еще решение? Убейте говнюков, доктор. Пока они не сорвались с цепи.
Маркони промолчал.
— Я могу вывести вас из карантинной зоны, - сказал я, - В смысле, прямо сейчас. Мы нашли выход.
— В самом деле?
— Старый тоннель отопления в подвале. ОПНИК – или кто они там – не знали о нем, поскольку он был заложен кирпичом. Идет прямо за пределы периметра. Мы делаем это без лишнего щум, но если вы хотите уйти, пойдемте со мной.
— Чего ради? Где еще я смогу работать вживую с зараженными? Нет, от меня больше всего пользы тут.
— Как знаете.
— И чего вы хотите добиться, если не секрет?
— Э, свободы? Не хочу показаться пессимистом но говорят, что военные списали весь этот кусок земли в потери и готовятся сбросить на него здоровенную бомбу.
— Мы говорили об этом, когда я только приехал. Полагаю, ты не помнишь этого разговора. О моей книге, называется «Вавилонский предел». Что- нибудь говорит?
— Нет. Звучит как будто она о Джейсоне Борне.
— Знаю, времени мало, но я думаю, ты упустил кое-что важно, касающееся этих пациентов. Их привела сюда диарея, не кошмарное внезапное превращение или склонность к насилию. У них не было никаких других симптомов. И начинаю думать, что есть такие, у которых вообще нет симптомов. А значит мы никогда не сможем обнаружить инфекцию, пока не станет слишком поздно. Я думаю, паразиты адаптируются, учатся затаиваться на более долгий срок и более эффективно. А теперь подумай, какова будет всемирная реакция, если эти факты всплывут?
Мой ответ мне не хотелось произносить вслух. Наконец, я произнес:
— Хотите сказать, что если военные действительно хотят уничтожить эту карантинную зону, должен ли я их останавливать?
— Подумай об этом. Подумай, к чьей выгоде будут сброшены бомбы. Подумай, кому будет выгодно, чтобы этого не произошло.
— А может, вы мне просто скажете?
— Для этого я должен знать ответ сам.
По пути вниз я остановился в холле и выглянул через главный вход, чтобы убедиться что мы не вызвали никаких подозрений. Несколько человек все еще стояли в морозной темноте у южной стороны ограды, глядя на небо, словно в ожидании торнадо.
Я Походил вокруг, пока не нашел зеленого – пожилого бородатого мужчину – и спросил, что произошло.
— Кто-то стреляет сигнальными ракетами у лечебницы.
— Сигнальными ракетами? Что это значит?
— Скорее всего – нихрена. Может быть, детишки с оставшимися фейерверками. Но потребовалось целых три минуты для того, чтобы по двору разошелся слух, что может быть, это отряд собирается прорваться через ограждение и освободить нас. И дать всем по Кадиллаку за беспокойство. Почему бы и нет?
— Смотри, смотри, еще одна! – сказал кто-то, - Теперь красная.