– Как ты?
Она посмотрела на него и едва не сказала, что терпимо, если сравнивать с ним.
– Хорошо. А ты какой день не просыхаешь?
– Не начинай, Наташ, – скривился Толик и кивнул на Алексея. – А этого что, с работы выгнали?
– По-моему, это не твое дело, – ответил Одинцов.
Данилов скривился еще сильнее, пытаясь выдать эти ужимки за улыбку.
– Конечно, не мое…
– Мальчики, хватит! – прекратила Наташа все попытки Данилова спровоцировать ссору. – Нам еще друг друга поубивать осталось.
Копылова взглянула на Алексея, потом посмотрела на Анатолия, помотала головой, нравоучительно подняла указательный палец вверх и произнесла:
– Нам надо думать, как выбраться.
Наташа встала из-за стола, пошатнулась и, озарив парней вымученной улыбкой, пошла к туалетам. Она боялась, что ее недуг заметит Леша, и тогда от вопросов ей не отвертеться. Но, казалось, никто ничего не заметил. Ребята обсуждали будущую встречу с возможным спасителем. Спасителем? Почему-то Копыловой не верилось в счастливое спасение совсем.
Наташа качнулась и, удержавшись за сушилку для рук, прошла к кабинкам. Головокружение прошло с первым же спазмом боли внизу живота. Наташа едва не упала. Ком, горячий, обжигающий гортань, поднялся вверх. Копылова повернулась к раковине, взглянула на бледное лицо в зеркале и нагнулась, чтобы освободить желудок. В зеркале отразилась кабинка за спиной Наташи. На крышке унитаза стоял босоногий мальчик, отвернувшийся к исписанному кафелю. Он собирался поиграть. Но Наташа выпрямилась, закрыв собой задний вид, а когда она снова нагнулась, чтобы умыться, кабинка была пуста.
Копылова на долю секунды почувствовала чье-то присутствие за спиной, она даже предположила, кто это мог быть, но не обернулась. Она боялась сойти с ума. Сейчас ей казалось, что ей хватит чего-то совсем незначительного, чтобы свихнуться. Она закрыла кран, и новый приступ боли обжег ее внутренности.
«Я умру как Ритка, – подумала Наташа. – Истеку кровью в чужом сортире». И ничего, что Рита умерла не совсем в сортире и не совсем чужом.
9
Леша осмотрел свои руки и, не поднимая глаз, произнес:
– Послушай, сейчас не время выяснять отношения, но… Пока Наташи нет… Чего тебе надо?
– Мне? – Толик ухмыльнулся. – Чтоб ты свалил отсюда. Доходчиво? Что ты прилепился? Ты ж с нами даже не играл.
Егор отпил кофе и посмотрел в сторону туалетов. Похоже, что без Наташи тут не разобраться.
– Ребят, что-то Наташи долго нет, – попробовал напомнить о примирителе Егор. Он ждал посыла по знакомому адресу, но парни посмотрели на него с благодарностью. Так ему показалось.
Они встали из-за стола почти одновременно, но Копылова уже подходила к ним. Вымученная улыбка, мокрое лицо. Егору не надо было быть провидцем, чтобы понять – ей плохо. С другой стороны, а кому сейчас хорошо? Тут неизвестно еще, кому сейчас лучше. Живым или мертвым.
– Что-то я проголодалась, – сказала Наташа и села рядом с Егором.
– Кофе будешь? – Авдеев подвинул к ней стаканчик с напитком.
– Не откажусь. – Улыбка вышла непринужденной, будто это действительно могло осчастливить ее.
Парни молчали и смотрели на свои руки, словно ничего интересней не видели. Егор тоже не решался сказать хоть что-нибудь. Слова сейчас были неуместны, как частушки на похоронах. Но и молчать не имело никакого смысла. Для чего они собрались? Чтобы хором помолчать?
– Скоро ночь, – вдруг сказала Наташа, отпила из стаканчика и заплакала.
Егору стало противно от нахлынувшей тоски, от представления Данилова, от нервного срыва Наташи, даже от пацана за соседним столиком, который вместо того, чтобы есть гамбургер, смотрел на них. Авдеев не знал, сколько времени он играл в гляделки с мальчишкой, он был словно в оцепенении, но когда пацан улыбнулся, Егор очнулся. Сердце выпрыгивало из груди. Он надеялся, что это не тот, не мертвец. Еще день, еще не время играть. Но улыбка мальчишки словно говорила: я тот, я мертвец, и играть мы будем, когда я захочу.
– Что, такая же хрень?
Голос долетел откуда-то издалека, с другой стороны дороги, пробился сквозь рев двигателей, шуршание шин и гомон людей. Егор обернулся. Ребята смотрели на него, будто он что-то рассказывал и вдруг прервался на полуслове.
– Что? – переспросил он.
– Я спрашиваю, ты его видишь? – повторил Толик.
Егор кивнул и повернулся к мальчику. Тот за обе щеки уплетал биг-мак, и плевать он хотел на окружающих.
– Показалось, – пересохшими губами произнес Егор.
– Я и говорю, такая же хрень, – заключил Данилов.