приперлись… скопом… часов пять назад… Ни о чем… не спрашивали… Тупо зашли и… начали мочить… Орали, что я убийца… Причем, знаешь… искренне так… орали… Видать, о задумке… с блокировкой… никто не знал… из простых бандюков… Тока шишки… А может… вообще пара человек… Кто бабки мне… потом… заносил…
Маляр прищурился.
– И кто же заносил?
– Шапрон… Ша…
– Что Шапрон?.. Я не слышу!
Но Калмыш не отвечал.
Малярийкин грубо толкнул бывшего приятеля в плечо. Потом, приблизив ухо к лицу напарника, послушал.
Калмыш сдох.
Некоторое время Малярийкин сидел перед трупом «братюни» неподвижно. Это было глупо, учитывая наличие двух мертвецов в том же здании, открытых настежь ворот, а также «муравейки», возвращения которой могли с нетерпением ждать убийцы. Глупо – с точки зрения сохранения собственной жизни. Где-то в подкорке, без всякого анализа и долгих размышлений, Маляр понимал, что ему самому с этой секунды грозит страшная опасность стать объектом многочасовых пыток и уже потом мертвецом. Причем опасность в максимальной степени – именно здесь, в «наш- ангаре». В месте, где его только и могли искать озверевшие бандерлоги из северо-западного района.
Вопрос «почему?» перед Малярийкиным не стоял.
То, что сказал мертвый напарник (другом сейчас назвать его не поворачивался язык), казалось бредом только на первый взгляд. Все это
Итак, чехи.
Юнга чемпион. Отказался сливать бои. Убить сами не могут. Не комильфо правильным пацанам валить «своих» из-за бабок. Тем более – игрока за хорошую игру. Нашли идиотов в лице случайных реммехов. Идиота Калмыша. Идиота Малярийкина. Идиот Калмыш мандячит с движком. Это легко: поставить датчик на скорость, чтобы блокировал движение после 100 или 150 каэмче. И все! Чехи – лихие байкеры. Тем более чемпион Юнга. Принимая машину, он не полезет копаться в электронике. Убить Юнгу – просто. Как два пальца. Только решиться! Калмыш – решился. Имбецил. Впрочем, о мертвых плохо…
Виноват ли он сам, Малярийкин? Мог ли догадаться?
Конечно, мог. Больше того – до-га-дал-ся. Сразу было видно, здесь что-то не так. Не бывает такой вот прухи. Лотерейный билетик выигрышный, купюрки из рукава, бриллианты из воздуха. Не бывает!
Но почему именно «наш-ангар»?
Как там прошамкал Калмыш?
Шапрон…
А ведь действительно – Шапрон! Кто мог в принципе придумать подобный зверский расклад, кроме долбанутого топ-танкиста, суперклассного механика и водилы? Кому, кроме чехов, угрожал Юнга более всего, если не чемпиону игр «КТО»? Кто посоветовал чехам – криминальным лидерам северо-западных окраин – их убогую, ничтожную мастерню? Как вообще они с Калмышем могли поверить, что элита – буквально элита «КТО» и уголовного мира – может разместить у них заказ для потенциального чемпиона?
– Сука! – тихо прогундел под нос Малярийкин. – Вот же ты сука, товарищ Шапронов. С-сука! С-ссссу-у-ука!!!
Эхо отразилось от кровли. Эхо показалось зловещим. Нет, надо сдерживаться. Эмоции делу только вредят. Только какому вот на хрен делу? Все кончено.
Дело. Бизнес. Бабло и будущее. Авторемонт. Дружба. Тайная любовь к чужой девушке. Все.
Маляр обернулся. Взгляд автоматически уперся в дверной проем с распахнутой настежь дверью и оттого очень белый и светлый от проникавших через него солнечных лучей. Однако глаза сквозь распахнутую дверь видели не солнечный свет. По телу медленно и тяжко, словно бульдозер, прокатилась вязкая, обжигающая волна. Маляр вдруг ясно и как бы даже пронзительно осознал: это самое «все» было ничем по сравнению с единственной настоящей потерей. В дверях разрушенной мастерни лежала ласковая девочка Ника. И сверлила пустыми глазками пустой потолок.
Шапронов, ну как же так?!
Сильно захотелось сдохнуть.
Лечь рядом с корешем и подругой на бетонном полу. И валяться так. Долго-долго.
Но для ничтожного человечка из ничтожной автомастерской подобные желания были слишком уж понтовиты. Чай не бандюк, статусом не вышел.
