Новое письмо. Уже третье. Его принес тот же лакей, и Разгут по конверту понял, что оно от прежнего отправителя. На сей раз он не стал играть с Иаилом ни в какие игры. Как только слуга – по имени Спиветти – ушел, Разгут схватил письмо и вскрыл.

Своим ответам на прежние два он уделил особое внимание. Они почти напоминали любовные послания. Не то чтобы Разгут когда-либо писал любовные письма. Нет, не так. Писал. В том Давнем Времени. И он тогдашний слегка отличался от теперешнего уродца. Нежно прощаясь с девушкой с кожей цвета меда, он выглядел как настоящий серафим. Серафим, с разумом острым, как алмаз – попробуйте разбить алмаз! – а не то покрытое плесенью убожище, которым он стал сейчас.

С тех пор прошло столько лет, а Разгут все еще помнит, как писал то письмо. Он забыл и лицо девушки, и ее имя. Просто золотистое расплывчатое пятно, намек на жизнь, которая могла быть у него, не стань он Избранным.

Если я не вернусь, написал он тогда, покидая столицу, изящным четким почерком, с резким наклоном вправо, – знай, что я пронесу память о тебе через все преграды, в тьму грядущего, за край горизонта.

Вот как-то так. Разгут помнил если не точные слова, то обуревавшие его тогда чувства. Не любовь, нет. Даже не влюбленность. Холодный расчет. Если его не изберут – а каковы шансы, что ему повезет среди такого количества добровольцев? – то, вернувшись домой, он сможет изобразить радость, и девушка с кожей цвета меда станет утешать его в своих объятьях. И, может быть, они даже поженятся и родят детей, и будут жить серой счастливой жизнью под «сенью» его неудачи.

Однако его избрали.

Тот восхитительный день. В Давнем далеке Разгут стал одним из двенадцати, и слава увенчала его. День Именования: такая честь. Свет над городом, звезды на небесах. Божественные звезды невидимы тем, кто внизу, но смотрят на них сверху, и это главное: боги видят и знают. Они – избранные.

Открыватели дверей, светочи во тьме.

Разгут так и не вернулся домой; он больше не видел той девушки, но получилось, что он не солгал ей, ведь так? Он помнил ее сейчас, за краем горизонта, во тьме грядущего. Грядущего, которое и представить не мог!

– Что она пишет?

Она.

Голос Иаила вывел Разгута из задумчивости. Письмо было не от девушки с шелковистыми волосами, а от женщины, которую он ни разу не видел, хотя и знал ее имя. В ней не было девичьей нежности, совсем не было, однако это не играло роли. Разгут изменился, и вкусы его изменились тоже. Нежность – слишком пресно. Оставим нежность бабочкам и птичкам. Как стервятников, его теперь привлекали более острые ароматы.

Порох и гниль.

– Огнестрельное оружие, взрывчатка, боеприпасы, – переводил Разгут для императора. – Она пишет, что может доставить тебе все, что требуется; все, что ты только пожелаешь. Если ты согласишься на ее условие.

– Условие! – прошипел-выплюнул Иаил. – Кто она такая, чтобы ставить условия?

Он шипел и плевался с тех пор, когда они получили первое письмо. Для Иаила сильные женщины были игрушкой, которую сломать трудно, но нужно. И потом пользоваться сломанной. Женщина что-то требует? Уступить женщине? Это приводило его в ярость.

– Она лучший вариант из всех, что у нас есть, – ответил Разгут.

Иного ответа Иаил бы не воспринял. Она падальщик. Зловонный кусок мяса. Порох, ожидающий язычка пламени.

– Никто никогда не предлагал тебе взятки. Выбирай. Или день за днем улещивать упрямых госсекретарей и смотреть, как они продираются сквозь минное поле общественного мнения, опасаясь собственного народа больше, чем тебя. Или дать простое обещание состоятельной даме и покончить с этим. Твое оружие ожидает тебя, император. И всего-то надо принять одно небольшое условие.