немолодого вдовца такой способ развеяться был столь же болезненным, сколь и абсурдным. Смущённый этим столкновением с вульгарной чувственностью, Брайс переключил внимание на плёнку и впервые обратил внимание на то, что в техническом отношении качество картинки просто поражало. Контуры и детали, хоть и растянутые на огромном экране, выглядели не менее чёткими, чем при контактной печати. Заметив это, он немного поморгал, а затем протёр очки носовым платком. Без сомнений, картинка была совершенной. Брайс немного разбирался в фотохимии; с учетом всего, что он знал о процессах переноса красителей и трёхэмульсионных цветных плёнках, такое качество изображения казалось совершенно недостижимым. Он поймал себя на том, что тихонько присвистнул от изумления, и досмотрел фильм с гораздо большим интересом, отвлекаясь лишь время от времени, когда одна из розовых картинок снимала бюстгальтер, — он до сих пор не привык видеть такое в кино.
После сеанса, по пути к выходу из кинотеатра, Брайс на минутку задержался перед афишей, чтобы посмотреть, что там говорится о цветном процессе. Эту информацию вовсе не трудно было найти. Поперёк цветастых объявлений был растянут рекламный плакат с надписью: «СВЕЖЕЕ ОЩУЩЕНИЕ ЦВЕТА с „КРАСКАМИ МИРА“». Впрочем, там не было ничего другого, кроме маленькой «
R
» в кружке, что означало «зарегистрированная торговая марка», и ниже, мельчайшим шрифтом, «зарегистрировано компанией „ВК“». Брайс попытался выудить из своей головы комбинации, которые могли бы подойти к этим буквам, но по странной прихоти ума всё, что он придумал, было совершенно несуразно: Вредные Коршуны
, Виргинские Кексы, Великодушные Коммерсанты, Всемирный Коммунизм. Он пожал плечами и, засунув руки в карманы брюк, направился по вечерней улице в освещённый неоновыми огнями центр университетского городка.
Раздосадованный и взвинченный, Брайс не хотел возвращаться домой и снова пялиться в эти курсовые. Он поймал себя на том, что ищет какое-нибудь пивное заведение, облюбованное студентами. В конце концов он зашёл в маленькую пивную под названием «У Генри»
— претенциозное местечко с немецкими пивными кружками в окнах. Ему доводилось бывать здесь и раньше, но только по утрам. Таков был один из немногих пороков Брайса. Восемь лет назад, когда умерла его жена (в блистающей чистотой больнице, с трёхфунтовой опухолью в желудке), Брайс обнаружил, что может уверенно сказать кое-что в защиту употребления спиртного по утрам. Совершенно случайно он открыл, как хорошо бывает серым мрачным утром — в его мутном белёсом тумане — поддерживать лёгкое опьянение, находя удовольствие в меланхолии. Но тут требовалась аптечная точность: ошибка могла привести к плохим последствиям. Сорваться было легко, а в серые дни скорбь и жалость к себе, словно усердные мыши, пытались отгрызть кусочек от утреннего опьянения. Но Брайс был умным человеком и знал, что делает. Как и с морфием, здесь всё зависело от дозировки.
Брайс толкнул дверь пивной, где его встретила приглушённая агония музыкального автомата, который возвышался в центре зала, пульсируя басами и вспышками красного света, словно больное, лихорадочно бьющееся сердце. Он неуверенно прошёл между рядами столиков, разделённых пластиковыми перегородками. По утрам эти места обычно пустовали, а сейчас были набиты студентами. Одни из них что-то втолковывали другим; многие носили бороды и одевались по последней моде небрежно — как анархисты из театральных постановок или «агенты иностранных держав» из старых-престарых фильмов тридцатых годов. И кто же за этими бородами? Поэты? Революционеры? Один из них, студент Брайса с курса органической химии, писал в студенческую газету статьи о свободной любви и о «разлагающемся трупе христианской морали, заражающем источники жизни». Брайс кивнул ему, и парень ответил сконфуженным взглядом поверх мрачной бороды. Большинство из них были родом из Небраски и Айовы — фермерские дети, подписывающие петиции о разоружении, рассуждающие о социализме. Он почувствовал себя не в своей тарелке: усталый старый большевик в твидовом пальто среди представителей среднего класса.
Брайс нашёл тихое местечко у стойки, где хозяйничала женщина с седеющей чёлкой и в очках с чёрной оправой, и заказал у неё стакан пива. Он никогда не видел её здесь раньше; по утрам его обслуживал унылый неразговорчивый старик по имени Артур. Может быть, это его жена? Брайс рассеянно улыбнулся ей, взяв пиво, и стал пить его большими глотками. Ему было здесь не по себе, и он хотел поскорее уйти. Музыкальный автомат, теперь оказавшийся у него за спиной, заиграл народную песню с металлически бренчащей цитрой:
«Oh Lordie, pick a bale of cotton! Oh Lordie…»[18] У стойки рядом с Брайсом какая-то бледная девица вещала девушке с печальными глазами что-то о «структуре» поэзии и спрашивала её, «работают» ли стихи. Брайса коробило от подобных разговоров. До чего же грамотные пошли нынче дети! Но потом он вспомнил, на каком жаргоне говорил сам в свои двадцать с небольшим, когда проходил спецкурс по английскому языку: «смысловые уровни», «семантическая проблема», «символический горизонт». Да, их было множество — ложных метафор, подменяющих знание и понимание. Брайс допил пиво и, сам не зная зачем, заказал ещё стакан, хотя ему хотелось уйти и оказаться подальше от шума и суесловия. Может, он несправедлив к этим детям, может, он просто напыщенный осёл? Молодые люди всегда кажутся глупыми, обманываясь пустой видимостью, — впрочем, как и все остальные. Уж лучше отрастить бороду, чем вступать в студенческие организации или участвовать в прениях. Они ещё столкнутся с этой разновидностью лёгкого идиотизма — совсем скоро, когда выйдут из школьных стен, чисто выбритые, в поисках работы. Или здесь он тоже не прав? Всегда есть надежда, что они — ну хоть некоторые из них — истинные Эзры Паунды[19]
, никогда не сбреют бороды, станут убеждёнными фашистами, анархистами, социалистами, сгинут в никому не известных европейских городах — авторы прекрасных стихов и значительных картин, злосчастные мужи, но с именем в грядущем[20]
… Брайс допил второй стакан и принялся за третий. Пока он пил, в его голове вспыхнул образ рекламного плаката с гигантской надписью «Краски мира», и ему пришло на ум, что буква «В» из «ВК», должно быть, означает «всемирный». А что же означает «К»? Катаклизм? Каннибализм? Культуризм? Или — он мрачно усмехнулся — просто «конец»? Брайс понимающе улыбнулся
Вы читаете Человек, который упал на Землю
