он себя, пусть и с некоторой натяжкой, все же причислял, вести себя подобным образом, понятное дело, никак не положено. И потому Василий лишь шумно выдохнул сквозь плотно сжатые губы и хриплым от волнения голосом отдал команду механику-водителю. Во рту было солоно – от волнения он ухитрился прокусить нижнюю губу, но Серышев этого не замечал, всецело поглощенный боем…
Стволы фашистских танков тоже окутались дымками выстрелов, но командиры БТ уже заметили противника, разворачивая свои машины лобовыми проекциями к врагу. Не повезло лишь одному. То ли мехвод не успел вовремя среагировать, то ли гусеница пробуксовала по рыхлой почве, но вражеская болванка воткнулась в борт моторного отсека, и разбитый двигатель мгновенно загорелся. Прежде чем пламя охватило танк, экипаж успел выбраться из обреченной машины, укрывшись в ближайшем окопе. И почти сразу же завертелся на месте, потеряв гусеницу, один из LT-35. Наружу панцерманы не полезли, видимо понадеявшись на защиту своей брони. И даже успели выпустить пару снарядов, прежде чем ближайший «бэтэ» добил танк прицельным выстрелом в борт. Боекомплект на этот раз не сдетонировал, даже бензин не загорелся, но из вяло дымящейся стальной коробки так никто и не показался.
«Короткая!» – азартно крикнул Серышев, поймав в прицел контур вражеского танка. Мехвод послушно сбросил скорость, плавно, без рывка останавливая машину. Но немец, будто ощутив направленный на него взгляд, неожиданно вильнул в сторону, выскальзывая из поля зрения. Зар-раза! Не отрываясь от налобника, Василий заработал маховиком, доворачивая башню на нужный угол. Ну где ж ты, сука?! Ах, вон где… ну нет, шалишь, не уйдешь!
Краем сознания скользнула мысль, что они слишком долго торчат на одном месте, а ведь на занятиях инструкторы упирали на то, что во встречном бою танк живет столько, сколько маневрирует. Но охваченный охотничьим азартом младший лейтенант уже не мог ничего с собой поделать. Треугольник прицельной марки, наконец, наполз на башню противника, пальцы привычно отработали маховичками точной наводки. Огонь!
Бум!
Толчок отдачи, погашенный массой танка, тонкий звон латуни о закраину казенника, выметнувшийся к крыше башни клуб кислого дыма. Несущийся к цели светлячок донного трассера. Свирепый рев мотора – механик-водитель газует, стремясь вывести танк из пристрелянного противником сектора. И расцветший на срезе вражеского ствола огненный цветок: фашистский наводчик тоже успел прицелиться и выпалить. Короткий высверк встретившейся с целью болванки: бронебойно-трассирующий снаряд угодил в маску пушки, своротив ее набок; а вот было ли пробитие – поди пойми. Но стрелять вражина уж точно больше не сможет. И тут же резкий рывок, впечатавший Серышева в выкрашенную белой краской внутреннюю поверхность брони – ответный снаряд раздробил несколько траков гусеницы и снес направляющее колесо.
БТ по инерции крутнулся на месте, сползая с раскатавшейся ленты, но умница-мехвод вовремя среагировал, не подставив противнику борт. Увы, опасности это никоим образом не уменьшало. На таком расстоянии даже лобовая броня вражеский снаряд не удержит. Если попадут – проломит как миленький. А двигаться танк не мог: линейный БТ-7 – вовсе не опытная машина серии ИС, о которых им рассказывали в училище, и ехать на одной гусенице не умеет. Матерясь сквозь зубы – подставился, позволил врагу лишить машину маневренности, – младлей приник к прицелу. Лезть сейчас наружу не только глупо, но и смертельно опасно: перестреляют как куропаток. Да и бессмысленно: под огнем разбитые траки не заменишь и гусянку не натянешь – на это время нужно. Полчаса как минимум, а то и больше. Зато пушка цела. Значит, будут стрелять, пока… да неважно, что именно «пока»!
Отдавать команду наводчику не понадобилось: новый унитар уже был в казеннике. Прекрасно. Поскольку нужно еще должок вернуть, ага. По броне протарахтели комья глины: кто-то из немцев решил добить подранка, но в спешке промазал. Снаряд ударил возле самой гусеницы, окатив бронемашину фонтаном земли. Глухо выматерившись, заворочался на своем месте механик:
– Командир…
– Погоди, Кольша, не сейчас, – буркнул Серышев, занимаясь наводкой. Врешь – не уйдешь, все равно попаду!
Поврежденный танк отползал назад, выходя из боя, но прицелиться в него не удавалось – специально или нет, его прикрыл собой один из товарищей. Младший лейтенант скривил губы в злой ухмылке: ну, значит, сам напросился. Н-на, получи!
Выстрел!
И – промах.
То ли поспешил, то ли немец вовремя сманеврировал. Выстрел в ответ. Тоже мимо – Василий даже не заметил, где именно воткнулась в землю вражеская болванка.
– Да командир же! – заорал, потеряв терпение, механик-водитель. – Слушай, давай я дымовуху запалю и вторую гусеницу скину? Всех делов на пару минут. Уйдем на колесах. А ты меня из пулемета прикрывай. Если останемся на месте, спалят нас.
Размышлял Серышев не дольше секунды. Товарищ прав, вариантов у них всего два: или бросить совершенно исправную машину, или попытаться восстановить маневренность. А для этого нужно всего-то выбить один из фиксирующих траки пальцев, размыкая гусеничную ленту. Вот только шансов уцелеть у того, кто этим займется, немного…
– Действуй, – решился младший лейтенант, мельком подумав, что им здорово повезло воевать именно на дизельной «эмке» – у всех остальных моделей БТ эвакуационного люка в днище не было. – Давай через нижний люк.
Пихнув в бок заряжающего, мотнул головой в сторону места водителя: