«превращения», о механизме которого я не имею ни малейшего понятия. Даже оказавшая мне неоценимую помощь Настя о подробностях этого процесса и не заикнулась.

Вопрос о том, каждый ли вампир может инициировать подходящего кандидата, тоже оставался открытым за недостатком сведений. Известно, что у той же Насти «крестников» не имелось. Зато небезызвестный Кононов, один из покойных Темных лидеров С.В.А., только за обозримый период инициировал не менее пяти человек. Само собой, никого он насмерть не загрыз, а двое этих персонажей живы и работают на Воинов Армагеддона по сей день.

Известно, что вампиризм передается по наследству — то есть, связан с генотипом. В петербургском Запределье рожденных вампиров, таких, как тот же Кари, сотни, не меньше. Редрик припомнил среди своих тамошних знакомых две семьи, где вампиром был только один из супругов, а дети рождались вполне зубастенькие. Значит, вампиризм — признак, скорее всего, доминантный.

Новоиспеченный вампир получает целый букет различных способностей. Он может без особого труда влиять на восприятие окружающих, то есть попросту отводить глаза, воздействовать на сознание людей, как заправский гипнотизер, видеть многое, недоступное обычному взгляду, быстро залечивать раны и временами изображать из себя Арнольда Шварценеггера — в смысле, баллотироваться в губернаторы Калифорнии не будет, зато станет откалывать трюки, человеку с обычной физической подготовкой недоступные. У меня, по рассказам Насти, сложилось впечатление, что молодому вампиру необходим не учитель, а советчик, который укажет на обретенные возможности и пояснит, как их шлифовать. То есть вампир, в отличие от мага, использовать магические приемы не просто умеет, а может, даже не понимая их сути. Какие из этих приемов получаются лучше, какие хуже — это различается на индивидуальном уровне.

Из собранной информации следовал и еще один нетривиальный вывод. Кровь, а уж, тем более, кровь человеческая, являлась не самой необходимой для жизни составляющей вампирьего рациона, а, скорее, стимулятором. Вампир, который использовал свои способности по минимуму, например, чтобы отводить глаза контролерам в автобусах, угадывать номера на билетиках моментальной лотереи и заживлять мелкие царапины, вполне мог обходиться непрожаренными бифштексами и стаканчиком красного вина за обедом.

А вот тем, кто практиковал магию постоянно, кровь требовалась для восстановления сил, притом лучше всего — кровь млекопитающих, хотя бы бычья, и чем свежее, тем лучше. Вероятно, нужные вещества тоже распадались относительно быстро. Именно поэтому, как я понимаю, Настя в свое время успела поработать медсестрой, а тот же Кононов и еще несколько фигурировавших в архивах персонажей имели дипломы врачей или ветеринаров.

История с вампирами-убийцами, то есть теми, кто убивал именно ради еды, тоже почти не прояснилась. Правда, Витька помог мне добраться до некоторой весьма интересной информации. После войны, в конце сороковых, численность вампиров в городе действительно резко подскочила. Хватало среди этого поколения и настоящих убийц — не важно, носили они пиджачок блатного или форму НКВД. Тогдашнему лидеру «Умбры» это надоело, и он, в конце концов, наплевал на все конвенции и высокое начальство, что ему сошло с рук. Тогда и была организована настоящая охота, во время которой ликвидировали не меньше десятка «хищников». (Между прочим, название «Смерть бесам!» окончательно прижилось после этой операции, а потом и на другие города Союза распространилось).

Именно в то время погиб и «крестный» нашей Насти, когда она сама уже поступила в О.С.Б. Подробностей по операции, увы, почти никаких не осталось — ею заведовал персонаж, позднее предавший общее дело.

Но после этого вампирский беспредел как-то разом утих. Неудивительно, в общем-то. Возникала мысль, что на вампиров происходящие в мире кровавые события, тем более такие глобальные, как Вторая Мировая, оказывали определенное стимулирующее воздействие. Для себя я решил разослать по крупным городам Европейской части запрос о численности вампиров и ее послевоенном увеличении, чтобы выяснить, был этот факт вызван особенностями Питера, или сработала общая тенденция. Только надо не забыть спросить разрешения у Марины.

Марина мой отчет похвалила, при этом совершенно справедливо заметив, что он, может быть, и не содержит особых открытий, но четко формулирует вопросы. Запрос она не только разрешила послать, но и помогла составить, правда, не проставив код срочности, и предупредила, чтобы особо развернутых я ответов не ждал. Ее пессимизм имел под собой основания. Из Великого Новгорода, Твери и еще пары городов пришли стандартные отписки с формулировками типа «не имеем достоверных данных». Москвичи ядовито заявили, что какой-либо точный учет в их условиях вообще затруднен, особенно если не забывать о количестве проезжих и приезжих. Из Германии и Польши корректно сообщили, что данные послевоенных времен не отличаются полнотой, что тоже не удивляло. Уцелевшие ребята из тамошних отделений наших коллег, после войны вынуждены были начинать фактически с нуля, проблем у них хватало и без подсчета вампиров. Финны ответили, что критичных изменений замечено не было.

То есть, моя гипотеза не подтверждалась, но отметать ее пока было рано.

Маша всю осень вынуждена была гулять только по Петроградской, и то на пару с Бимом. В другие районы, пока не кончилась история со встающими покойничками, Марина без меня ее почти никуда не отпускала, даже в школу отправляла на машине. Я же пока на дальние походы способен не был, поскольку некоторое время передвигался с палочкой. Тогда сестренка излазала все дворы в районе Чкаловского, пытаясь найти того самого кота. Бима она пыталась подбить поискать хитрого зверя в Запределье, но тот принял это за очередную шутку и категорически отказался. Я считал, что если коту суждено сыграть свою роль в превращении Машеньки в штатную сотрудницу, он сам рано или поздно объявится. Девочка надулась и заявила:

— Так что теперь, ждать у моря погоды?

Похоже, мой фатализм пришелся ей совершенно не по нраву. Маше вообще приходилось несладко, от школы она уже устала, и последний год давался