Я аккуратно пересадил Машу на скамейку и начал менять иллюзию. Прямо на нас, к счастью, никто не смотрел, так что исчезновение тумбы и появление девушки на скамейке из воздуха не вызвали ни у кого удивления.

Девочка немного посидела с закрытыми глазами и спросила:

— Что я опять натворила?

— Пустяки. Погналась за котом, провалилась в Запределье и чуть не отбросила там копыта. Всего-то делов…

Она открыла глаза и огляделась.

— Кота помню. Он что, тоже в Запределье провалился?

— Да чтоб ему совсем сквозь землю провалиться до самой Австралии! Ты как себя чувствуешь?

— Паршиво. Подташнивает. И живот болит, как будто… Ну, в общем, это. — Маша резко покраснела. Догадаться, что она имела в виду, было несложно. Вот кошмар!

— Час от часу не легче… До дома дойдешь, или машину будем ловить?

— Вот еще!

Маша решительно встала, и слегка нетвердой походкой направилась в сторону офиса О.С.Б., не сомневаясь, что я последую ее примеру.

На нашем этаже, я, не слушая никаких отговорок, поволок ее к доктору. Тот внимательно выслушал мой рассказ и рыкнул:

— Домой. В постель — бегом марш! Сказки рассказывать будешь лежа, минут через пять.

— Как думаешь, ей сильно прилетело? — спросил я, когда Маша ушла.

— Пациент скорее жив, чем мертв, — флегматично ответил наш доктор, нацепляя очки. — Думаю, переживет, и даже без последствий. Сам видишь, я ее в лазарет не тяну. Дома и стены помогают. Ладно, брысь куда-нибудь, навещать пациентку можно будет через час, если не заснет.

— Типун тебе на язык! — сплюнул я, и отправился к Марине каяться.

Та, к моему удивлению, совершенно не расстроилась.

— Рано или поздно такое должно было случиться, вообще-то говоря. Теперь очевидно, что к восприятию Запределья девочка просто не готова. Сработала защитная реакция. Второй раз она едва ли так провалится, но все равно стоит быть настороже. Вы еще не устали работать нянькой?

— Устал, — ответил я честно. — Только куда я теперь от нее денусь? Ничего, научится себя контролировать, потом еще влюбится в кого-нибудь, вот тогда и отдохну.

Очередная улыбка Марины подошла бы даже не сфинксу, а самим кошкам богини Фрейи.

— Обязательно влюбится, Вадим. Это в ее возрасте — состояние неотвратимое.

Только в коридоре я сообразил, что Марина могла иметь в виду, и совершенно такому обороту не обрадовался.

Потом в голову мне пришла некая мысль, и я заторопился в ближайший цветочный салон.

Видимо, мы уже настолько привыкли к друг другу, как к неизбежному злу, что даже мысли начали сходиться.

Когда я вошел к Маше, она отложила репринт дореволюционного сочинения под названием «Язык цветов», и спросила:

— Редиску принес?

— Это еще зачем? — не сразу сообразил я. Маша кивнула на книгу и ехидно ответила:

— Чтобы аллегорически показать, что я тебе надоела хуже горькой редьки.

— Нет, я хитрее.

Тут я поставил на столик около кровати горшок с тремя блеклыми незабудками.

— Это чтобы ты даже в мое отсутствие не забывала, что в Запределье проваливаться тебе рано и вредно.

Девочка расхохоталась:

— Спасибо огромное! Мне первый раз цветы дарят, и сразу же — со значением. Я тут в школе в каком-то журнале прочитала, что цветы в горшках дарят только основательные и домовитые мужчины с серьезными намерениями.

— Читаешь ерунду всякую вместо полезных вещей! У кого опять по химии трояк? Серьезное намерение у меня тоже есть.

— Выдрать меня, как Сидорову козу?

— Умница! Мысли подслушивать у Марины научилась?

Какое-то время мы так шутливо препирались, я с юмором рассказал о своем путешествии с «тумбой», потом Маша с некоторой горечью заявила:

— Ну вот, в самом настоящем Запределье побывала, и ничего там даже не видела. То есть видела, но не то совсем. Вот, как в песне у того же Щербакова, ты послушай, — и она отсоединила наушники.