Но не последний.

Его сестренка, его любимица, его Верка умерла в больнице от отравления. Подробности Кирилл вытягивал из матери по капле, как палач признание. Они не укладывались в голове. Верка, веселая и симпатичная девятиклассница, пристрастилась к наркоте и сгорела в считанные месяцы.

«Какие-то „грязные“ наркотики были, — слышал Кирилл. — Так бы, может, и спасли…»

Соседи сверху, сволочи в пятом поколении, распускали слухи, что Верка «работала» по ночам на улице, предлагала себя, чтобы заработать на дозу. Мать отводила глаза и молчала.

Сосед, здоровенный грузчик из соседнего винного, вскоре «случайно» попал в больницу с черепно-мозговой. Даже в милицию заявление писать не стал — то ли побоялся, то ли и вправду память отшибло.

Это было мелочью. Страшнее казалось именно молчание матери.

Кирилл поддался на ее уговоры и переехал к больной бабушке в крошечную квартирку в Колпино.

— Бабе Ане уход нужен, сынок. Ей ни за хлебом уже не спуститься, ни за таблетками. Врачу открыть не может. Да и квартира, приватизированная, знаешь, какая нынче дорогая? Будет потом где жить.

Кирилл любил бабушку и не думал о квартире. Через неделю он вернулся в город. Он не стал ничего объяснять матери, но возвращаться в Колпино отказался наотрез. Совсем.

Матери пришлось перебираться туда самой.

А Кирилл не мог забыть сказанного бабой Аней:

— Не внук ты мне нынче — и никому не внук. Отойди от моей кровати, упырь!

При этом воспоминании рот снова наполнялся сладко-соленым теплом. Наверное, просто кровоточили десны…

Что случилось, он же молчал о том, что стряслось с ним на Кавказе?!

На работу он устроился удивительно быстро. Демобилизованный, с медалью, да еще и неоконченное высшее — ему сразу предложили пост начальника смены в военизированной охране. Сутки через двое, довольно приличная, даже по нынешним меркам, зарплата, соцпакет и льготные путевки от предприятия в санаторий под Зеленогорском.

Работал Кирилл честно, с подчиненными был строг, на работе не пил и другим не давал. Так он быстро оказался у начальства на хорошем счету. Другой бы от радости плясал, а ему было все равно — жизнь потеряла смысл. Если этот смысл, конечно, вообще когда-то был.

Врут, что время лечит. Оно просто притупляет чувства и стирает воспоминания. Все события словно происходили мимо.

Похоронили бабушку.

Мать осталась жить на ее квартире в Колпино, устроилась там на работу, стала встречаться с каким-то сорокапятилетним инженером, человеком непьющим и положительным. Видеть его Кирилл, конечно, отказался наотрез:

— Он же не отец, так к чему? У вас своя жизнь, а у меня — своя…

Он вообще замкнулся в крохотном мирке малогабаритной квартиры в обшарпанной девятиэтажке. Таких полно в «ГДР». Так в Питере называют вовсе не восточную часть Германии — сама-то страна это название давным-давно утратила.

Нет, «ГДР» — это «Гражданка дальше Ручья». Есть на севере такой проспект — Гражданский, и. Муринский ручей, и довольно унылый район типовой застройки по его берегам. Там-то он и поселился.

Одиночество Кирилла только радовало — некому, кроме него самого, было замечать начавшиеся с недавних пор изменения.

Раньше он не любил темноту, в детстве вообще боялся ее до судорог и засыпал только при включенном ночнике. Теперь темнота стала его стихией, он видел в ней не хуже кошки, что облегчало жизнь в краю вечно разбитых уличных фонарей. Зато любимое теплое солнышко било по глазам чем дальше, тем больнее.

Сначала Кирилл завел дымчатые очки. Даже осенью в них ходил, когда защищаться от солнца, вроде бы, совершенно не было необходимости. Потом, едва прошел месяц, пришлось сменить их на более темные. Ему долго пришлось подбирать фасон и оправу, чтобы не смущать начальство. Оно, впрочем, не отреагировало вовсе, даже удивления не выразило.

С детства Кирилл был приучен к поджаристому мясу с аккуратной корочкой. Тошно было даже подумать о полусыром куске с гипотетическими глистами. Но сейчас даже не задумывался о глистах, зато с удовольствием впивался в горячие и пересоленные ломти филе с кровью. А печенку нередко не готовил в принципе, только кипятком ошпаривал да солил, мелко нашинковав с зеленым луком.

Имелись и другие «мелочи жизни». Силушки Кириллу хватало всегда, иначе и в спецназ он не попал бы. Но он был сильно удивлен сам, когда одной рукой, без особого усилия, выкинул прямо на тротуар пьяницу, пристававшего в автобусе к пассажирам. Так удивлен, что даже не обратил внимания на восторженные взгляды девиц.

А еще были сны. В них он, Кирилл, шел по почти безлюдному ночному городу, тонущему в странном сине-фиолетовом сиянии. Из подворотен опасливо скалились какие-то черные рваные тени. Кто-то встречался ему, приветствовал, как своего. Они беседовали, и город терял странные цвета, становился реальным.