от ужаса лицо Торсона. Он стоял на коленях. На лице его застыло странное выражение — казалось, он хочет что-то сказать, но губы, язык не слушаются его. Обезумевшие глаза смотрели куда-то вниз.
«Что с ним? — подумала женщина. — Что он придумал еще?»
Его маленькая, но почему-то тоже посеревшая флаисса по-прежнему металась в каком-нибудь мине от нее.
(«Мясо! Вонючий кусок мяса».)
Пытаясь отодвинуться как можно дальше, женщина прижалась к шершавой стене. Она почти слилась с ней.
(«У него нож. Он убьет, да, он убьет меня».)
Но нож в руке Торсона опускался. «Ои, — подумала женщина. — Он сошел с ума».
Флаисса странно вздрогнула, и, брызнув ярко-красными каплями, покатилась по полу в сторону Моны. Нож со стуком упал вслед за ней. Мертвая флаисса замерла на заляпанных кровью досках. Тело Торсона скрючило от боли. Он зажал пальцами хлещущий кровью обрубок и, не отрываясь, смотрел на жену. Женщина с ужасом взглянула ему в глаза. Потом на съежившийся на полу кусок ненавистной плоти. И вдруг зашлась в отчаянном крике, ибо ей казалось, что и отрубленный, он все еще ползет к ней…
Торговля шла ни шатко ни валко. К полудню небо заволокло тучами, пошел мелкий дождь, и самые нетерпеливые поспешили разойтись по домам. Оставшиеся с надеждой посматривали на двух-трех перекупщиков, которые со скучающим видом ходили по рядам, брезгливо разглядывали разложенные унритами морские безделушки и, ничего не покупая, проходили мимо. Впрочем, дело известное. За редким исключением, они делали покупки к концу дня, когда измученные долгим ожиданием продавцы отдавали товар не торгуясь, почти даром.
Было тепло. От нагретого с утра песка шел пар. Дождик хлестал по хмурым лицам, смывая с них мелкую красноватую пыль. Там и сям стояли кучки унритов. Мужчины бурно размахивали руками, их собеседники искоса поглядывали на стоявшую неподалеку от базарной площади хижину Торсона, то и дело хватаясь за прикрепленные к поясам короткие ножи.
Пришедшие на базар за покупками унритские жены боязливо обходили эти воинственные кучки стороной. Постепенно и они организовали свои маленькие группки, но в отличие от мужчин все больше пожимали плечами: какое дело Унре до этого Тая? Какое дело, спала с Таем Элта или нет? В конце концов, все здесь не без греха. А если уж на то пошло, то и не перечесть, у скольких унритов в одну распрекрасную ночь вырастали рога. Ну и что?
Мужчины прислушивались к разговору женщин, зло зыркали глазами: цыц — одно дело — мы, другое — Тай, магрут паршивый. Ему здесь следует вести себя смирно, ох как смирно. Торсон, конечно, не подарок. От такого урода сбежала бы и старая Айка (тут унриты хватались за бока, ибо старуха могла испугать кого угодно, даже вонючего магри). Но дело не в Элте. И не в Торсоне (его и самого здесь не очень-то жаловали за сварливый и мелочный нрав).
Дело в Тае.
А может быть, и в ней. В девчонке. В Моне. Мало кто из унритов признался бы в этом. Но многим из них пересчитал зубы Тай. За распущенные руки. Похотливый взгляд. Кривую ухмылку. А сам-то, гаденыш:
— Тьфу! — сплевывали унриты. Ведь даже не скрывался. Просто умыкнул чужую жену, и все. (Правда, Рыжая тоже хороша, ну да не о ней речь.)
— А эта его, ои! — вздыхал вонючка Ларрик. — Девка что надо. Только не подпускает. Злющая, хуже магрута. Может, она того… И его тоже? А то чего он к Рыжей полез? Не знает, что ли — с кем она только не…
— Заткнись, — проворчал коротышка Рик. — Девка у Тая самый смак. — «Не было бы меня, не было бы и этой сучки», — подумал он, вспоминая тот день, когда отдал ее мальчишке. «А ведь нес-то я ее к Торсону. Вот ведь как бывает, мда-с».
— Дурак ты, — сказал Рик, — причем тут Рыжая…
— А как же! Будто мы не знаем! — влезла в мужской разговор Толстуха Мара. — Сама видела, как она у нас в таверне подливала. То харуты в винцо плеснет. А то и наоборот. Да вот и Торсон там был. Поглядывал. Что-то им от Тая надо было. Вот они его и…
— Ои, женщина! — Рик попытался отпихнуть толстуху, но не тут-то было. Мара даже не покачнулась. Потом ее огромная рука потянулась к Рику. Тот поспешил отскочить в сторону. Унриты расхохотались.
— Да вы у мужа спросите, — сказала Мара. — Я врать не буду. А Таю точно подливали. С ним еще лысый такой, маленький в кости играл. Вроде и по-нашему одет. А явно не наш. Видно, из перекупщиков. Только что-то его пока не видать.
— Разговорилась, — проворчал Рик, обиженный смехом товарищей. Он вытер мокрое от дождя лицо.
— Ну, ничего, Таю несдобровать.
— Тай, Тай… — проворчала Мара. — А этот, урод недоделанный. Вонючка унритская. Тоже, нашел на что жаловаться. Придумал. С тобой спала, — она ткнула пальцем в живот молчаливого Урта, — так ничего. И с Ларриком — тоже помалкивал. Что, не так?
— Иди-ка ты отсюда, — насупился Ларрик.
— Пойду, не беспокойся.
