Обнимать папа меня не стал, знает, что не люблю, хотя это тот случай, когда я бы не возражал. Видит артефакт у меня в руке:

– «Рубик»!

– Из чернобыльской Зоны, – говорю.

– Старый знакомый. Ты его все-таки нашел… С кем ходил?

– С Антисемитом и Натали Рихтер.

Он мрачнеет.

– Не прощу себе, что втянул тебя.

– Времени в обрез, – говорю я, – одевайся. Тебе что-нибудь нужно?

– Водички бы, – стонет он. – Холодненькой. И чтоб не из туалетного бачка.

Ненависть на секунду ослепляет. Они мне ответят, они ж умолять будут, чтоб я их прикончил… Переношусь в соседнюю камеру – напрямую через стенку. И опять контраст рвет душу. Словно в номер отеля попадаю: две комнаты, санузел, мягкая кровать, компьютер, телевизор, холодильник, велотренажер.

Узник кричит от ужаса, а я, не обращая на него внимания, лезу в холодильник, выгребаю бутылку минералки, пару банок пива – и обратно. Оставляю папе эту скромную добычу (слезы текут по его небритым щекам) и возвращаюсь через стену к соседу – в тот же номер отеля. Опять этот трус орет и под кровать лезет. Мне нужно «допрыгнуть» до третьего этажа, и самое простое – взгромоздить стул на стол, влезть на эту конструкцию и только потом активизировать папин «Рубик».

На третьем этаже – точно такой же отель и точно такой же трус под одеялом. Выхожу из камеры, закрыв за собою дверь. Делаю серию прыжков и попадаю в административный коридор. Нахожу кабинет заместителя начальника по режиму. Дверь у него стальная, да еще с изощренным комплексом запоров, потому-то, наверное, хозяин кабинета не заморачивался установкой сейфа в рабочем столе. Все ключи у него в верхнем ящике; ссыпаю их себе в сумку.

Выпустив отца, я веду его прочь отсюда. Он отбирает у меня оружие. Вниз по лестнице, в дежурку. Натали видит моего отца, и лицо ее словно волнами идет: в нем и облегчение, и отвращение, и надежда. Эмоции этой девушки так же нелепы, как ее одежда, вот и мотает ее, бедную, между Наткой и Горгоной – без середины. Обожаю таких.

– Будем знакомиться? – предлагает ей папа.

– А смысл? – молвит она и отворачивается.

Движуха пошла ровно в тот момент, когда мы бегом одолевали тюремный двор. Нервы у охотников, сидевших в засаде, сдали. На штурм они рванули сразу по трем направлениям, в том числе через хозяйственные ворота, соединявшие улицу с полицейской частью внутреннего двора. В воротах была калитка, в нее одна из групп захвата и сунулась.

– Давай! – крикнула Горгона Голубятнику.

Мальчик присел, растопырив колени и локти, и раскрыл рот на полную, даже словно выдвинул его из лица. Никогда не видел такого, чтоб рот сделался размером почти с лицо да еще похож на раструб… Огромная струна неслышно дрогнула в воздухе, заставив затрепетать каждую клеточку каждого из живых существ, волей судьбы оказавшихся в полицейском дворе.

Инфразвук в теории невозможно узко направить, он распространяется во все стороны, и ничего с этим не поделаешь. Голубятнику как-то удалось сфокусировать волну. Мы, конечно, тоже получили свою порцию иррационального ужаса, хоть и прибежали к нему со спины, но основной удар пришелся на нападавших. Интенсивность возникшей паники радовала глаз, непрошеных гостей вымело обратно на улицу. Кто-то, я уверен, штаны испачкал.

Это не были люди Носорога, никак нет. За нами явился долгожданный отряд наемников, сколоченный контрразведкой. Не хотела контрразведка пачкаться лично, посылать свой спецназ (иначе нам бы гарантированный капут), даже ЧВК не стали привлекать к делу, ограничившись всяким сбродом. А вроде не дураки. В Зоне люди Глиттера просрали все, что могли. На что они надеялись здесь?

Где боевики скрывались, я сообразил сразу, как начался штурм. Жаль, так поздно. В домах они ждали, в офисах и квартирах. Не обязательно выходящих окнами на тюрьму и полицию, потому мы с Лопатой не срисовали никого.

Изрядно поддатую массовку в полицейском дворе, спасибо Голубятнику, тоже накрыло ужасом. Инспектора и детективы, рядовые и сержанты ринулись сразу во все стороны, падая и поднимаясь, бросая выпивку и друзей.

– Подуй-ка еще вон туда, малыш, – показал отец на вентиляционное отверстие в стене возле кухни.

Он подхватил Голубятника на руки и поднял к вытяжке, а я коротнул вентилятор. Лопасти остановились. Голубятник потянулся ртом к отверстию и выдал новую порцию супербасов. Акустическая волна полетела по жестяным трубам. И тогда началась настоящая паника, абсолютный пьяный хаос. Люди побежали, выдавливаясь изо всех щелей.

– Я устал, – прохныкал Голубятник.

– Фаренгейт, подбавь туману, рассеялся! – воззвала Горгона в мобильник. И сразу – Лопате: – Эрик, рви сюда!