Ты ничего не можешь сделать. Только – свидетельствовать. Смотреть и свидетельствовать. Кому? Тем, кому это нужно. Тем, кому еще предстоит воспитать этот страшный, жуткий, мертвый космос, превратив его в достойное для работы и отдыха место.
– «Красный космос», «Красный космос», говорит космическая капсула, – Зоя была готова к тому, что ни единого слова не слетит с языка, но речи ее не лишили. Посчитали это мелочью, которую можно оставить для развлечения кукле. Вполне достаточно, что нити, привязанные к ее телу, крепко удерживаются кукловодом.
– «Красный космос» на связи… Зоя?! Зоя, это ты? Гор у микрофона. Где ты? Что случилось?
– Аркадий Владимирович, у меня мало времени… Я только хотела сказать… хотела сказать, что «Красному космосу» и экипажу больше ничто не грозит… все эти… эти чудовища здесь, в капсуле… вы меня понимаете?
Гор помолчал. Эфир пробивало треском помех.
– Если честно, то не очень, – сказал Аркадий Владимирович. – Зоя, тебе надо вернуться. Мы во всем разберемся.
Ах, Аркадий Владимирович, Аркадий Владимирович, как бы мне этого хотелось! Вернуться и во всем разобраться.
– Слушайте, слушайте меня внимательно, – Зоя заторопилась, ей показалось, что связь с кораблем прерывается. – Не перебивайте… записывайте…
Быстрее, быстрее, только факты. Ничего, кроме фактов. Для раскаяния нет времени и места в эфире.
А потом… а потом она иссякла. Опустошилась. До самого донышка.
– Зоя, Зоя, ты меня слышишь?
– Да, Аркадий Владимирович… – Зоя осеклась. – Да… я слышу, товарищ командир… Борис Сергеевич, – еще раз поправилась она. Словно «товарищ» недостойно произноситься ее устами.
– Мы все слышали и все записали. Спасибо. Это очень важная информация. И еще… я хочу, чтобы ты знала… ты – член экипажа «Красного космоса» и наш товарищ. Мы сделаем все, чтобы тебя спасти. Слышишь?
– Слышу, – тихо сказала Зоя. Затем громче: – Слышу!
– Понимаешь?
– Понимаю!
– Добро, – сказал Борис Сергеевич. – Но нам необходимо твое содействие. Ситуация сложная. Ты можешь управлять челноком?
– Нет, я пыталась изменить траекторию полета, но не могу… мне не позволяют…
– Что вам нужно на Фобосе?
– Я не знаю… знаю… точнее, чувствую, что там находится нечто очень важное и его необходимо… включить… запустить… не могу точно передать смысл. Смутно. Все слишком смутно…
– Фобос – конечная остановка или будет что-то еще? Деймос? Марс?
– Нет, не Деймос, – уверенно ответила Зоя.
– Значит, Марс, – сказал Борис Сергеевич. – Хотел бы я знать…
Хотел бы я знать, как царица фаэтонцев собирается попасть на Марс. Вот что хотел сказать Мартынов. Потому как космическая капсула не годилась для посадки на планету. Или фаэтонцев подобные мелочи не волновали? Нет, должны волновать. Если носитель чудовищ сгорит в атмосфере, разобьется о поверхность, то не поздоровится и самим чудовищам.
– Все бесполезно, – вдруг вырвалось у Зои. – Я ничего не могу сделать, ничего. Простите…
Молчание. Будто подтверждение ее слов. Бездна, пролегшая между теми, кто на «Красном космосе», и ею.
– Зоя, не поддавайся, – пришел ответ. – Не поддавайся… пока есть хоть мельчайший шанс…
Зоя не поддается. Пока есть хоть мельчайший островок свободы в безбрежном океане подчинения злым силам. Злые силы всегда исходят из презумпции слабости, презумпции трусости, презумпции виновности. И часто оказываются правы. Как они оказались правы насчет Зои. Но эта чудом возникшая ниточка связи с кораблем… Когда казалось, что все оборвано, окончательно и бесповоротно…
Рука отпускает рычаг и ощупывает пояс пустолазного костюма. Хорошо, что она все же натянула его на себя. Где-то эта штука должна быть. Вот. Здесь, на своем месте. Как и положено по штатной экипировке. Удобная рифленая рукоять. Защелка. Только потяни, и рука ощутит уверенную тяжесть. Газовый баллончик рассчитан на пять нажатий. Вполне достаточно для нештатной ситуации.
– Я приняла решение, – шепчет Зоя в микрофон, но тут же замолкает. А что, если ее чудовища все понимают? Что, если мысли им недоступны, но речь – вполне? Ничтожный шанс, но все же.
И она пытается представить – как там, на корабле. Все, наверное, собрались на мостике. Нет, не все, конечно же, но она хочет, чтобы весь экипаж, лучший экипаж Космофлота Союза Коммунистических Республик был там, в одном месте. Так легче представлять, так легче прощаться.
Маленький Биленкин в кресле первого пилота, которое, несмотря на стандартный размер, вовсе не кажется ему большим или неудобным. Его руки, сжатые в кулаки так, что костяшки побелели, лежат на пульте, готовые по команде схватиться за рычаги, а ноги – толкнуть педали максимального