посуды.

– Боже, боже, – женщина на глазах оживает. – Какой ужас, какой ужас… мы вам так благодарны… так благодарны… – она перегибается через стол, хватает Эмму за плечики, ощупывает девочку. – С тобой все в порядке, милая? Все в порядке?

– Действительно… – сипит бюргер. – Так благодарны… попали как куры в ощип, – он даже хихикает через силу. – С этой войной во Вьетнаме все с ума посходили. Одни повестки жгут, другие – флаги. Третьи вот такими возвращаются, – он кивнул на лежащего мордой в стол беглеца.

– Ты думаешь, он из Вьетнама вернулся, дорогой? – женщина косится на поверженного мучителя. – Действительно, он, наверное, оттуда… может, и в плену там был, у этих ужасных коммунистов…

– Наверняка, – гораздо более авторитетно заявляет толстяк. – Его в лечебнице потому держали, лечили, откармливали, а он взял, как есть в пижаме, и сбежал. Я ведь потому и решил его подвезти, что сразу все понял, дорогая. Только тебе не мог сказать, успокоить. Думал он смирный, довезем до больницы, сдадим на руки врачам.

– Извините, что прерываю вашу угадайку, – вмешивается Лени. Она достает из кармашка передника очередную пластинку резинки, жует ее, подносит ладонь ко рту и дышит, будто удостоверяясь в мятной свежести дыхания. – Вы же видели, как он питается. Думаете, его такому во Вьетнаме научили?

Пока бюргер переглядывается с женой, которая все еще тянет через стол к себе Эмму, будто собираясь перетащить ее по столешнице, Лени зажимает биту под мышкой, лепит очередную изжеванную резинку и готовится приложиться к орудию очередным же лобызанием.

– Скоро ты там?! – кричит она Отто, одновременно жестом показывая встающим было супругам оставаться на месте. – Черное масло на них попало! Действуем по-моему или по-твоему?

– Какое… какое масло? – бюргер смотрит на Лени. – Что еще за масло?

– Мы пойдем, – вскакивает женщина, – мы пойдем отсюда, нам далеко ехать. Поднимайся Эмма, поднимайся, пора…

– Ну-у, – задумчиво говорит Лени, поудобнее ухватывая биту. – Пока ты копаешься…

Семейство идет к выходу. Девочка распята между отцом и матерью, будто каждый пытается подтащить ее ближе к себе. Они даже не смотрят вперед, а не отрывают взгляда от Лени, которая приближается к ним странным образом – бочком-бочком, да еще и приставным шагом. Бита отведена для удара.

– Будем действовать по-моему, – бурчит кельнер, возникая как черт из табакерки, перегораживая путь к отступлению. Дробовик в его руках дергается, оглушительно изрыгает огонь. Выстрелы смахивают добропорядочного бюргера и его супругу на пол, как кегли. Девочка остается стоять с протянутыми в стороны руками.

– Вот так оно и бывает, детка, – кельнер походя треплет ее по головке, подходит к трупам. Перезаряжает дробовик.

– Ага, – говорит Лени, – ты и в меня попал, идиот! Предупреждать надо! – Она с сожалением рассматривает развороченный бок, обрывки форменного платья и фартука. – Теперь шить придется…

– Зашьешь, – равнодушно говорит кельнер. – Так тебе на твоем мертвом роду написано.

– С малявкой что делать? – Лени вновь ухватывается за биту.

– Жалеешь? По-настоящему убить хочешь? – кельнер смотрит на Эмму, которая опустила руки и пятится к двери. – Девочку приказано не трогать. На нее виды имеются. Хорошая девочка, – кельнер подмигивает Эмме.

Лени притоптывает от нетерпения:

– И этих мне не отдашь? У меня все на мази, резинка, поцелуй – все честь по чести. Вхолостую, значит?

– Повтори, – потребовала Зоя. Паганель еще больше выпрямился, под потолок, и оттуда донесся его гудящий глас:

– Я должен находиться в шкафу. Я не должен предпринимать никаких действий, даже если я буду оценивать ситуацию как угрожающую твоей жизни. Я должен внимательно слушать. В случае, если ты произнесешь кодовую фразу: «Паганель, на помощь», я должен незамедлительно покинуть шкаф и оказать помощь в задержании человека, который сейчас явится.

– Все правильно, – сказала Зоя. – Ты верно запомнил.

– Роботы ничего не забывают, – с некоторой обидой в гудении сказал Паганель. – Моя улучшенная модель обладает долговременной памятью на ферритовых стержнях и кратковременной на…

– Хорошо-хорошо, – подняла руки Зоя. – Лекции по тектотехнике отложим на потом. Возвращайся в шкаф, чудо железное.