Через несколько переходов из зала в зал Полюс Фердинатович вдруг попал в округлое помещение с уходящим вниз пандусом. Перегнувшись через ограждение, так смахивающее на самые обычные перила вполне, что удивительно, человеческих размеров, Гансовский попытался рассмотреть – что же там, в трюме (как он это про себя назвал), находилось. Ничего толком не разобрав – ему показалось, что там лежат округлые валуны, – Полюс Фердинатович решительно направился вниз.

Трюм корабля напоминал внутренности сложного духового инструмента, органа например. Сплетения труб, хаотичное расположение отверстий, клапанов. И все это словно собрано из потемневшей от времени меди. Полюсу Фердинатовичу даже почудилось, что он чувствует на лице исходящее из труб дуновение, будто где-то там, снаружи, музыкант уже занял свое место на кафедре, сдвинул вытяжные рычаги и занес руки над мануалами, чтобы извлечь из гигантского устройства первые ноты.

То, что академик поначалу принял за валуны, вблизи больше походило на кожистые яйца рептилий. Огромных рептилий, так как по своим размерам яйца доходили Полюсу Фердинатовичу до пояса. Бурые, бугристые, покрытые густой слизью, они производили отталкивающее впечатление, но в то же время словно притягивали к себе своим безобразием. На их вершинах пульсировали крестообразные разрезы, откуда тонкими струйками и поднимался голубоватый пар, порождающий свечение.

Полюс Фердинатович поколебался, но все же сошел с пандуса и обнаружил, что стоит на слое песка, который, наверное, сюда принесли специально для яиц. Подняв фотоаппарат, академик сделал несколько снимков, и, когда глаза вновь привыкли к полутьме, ему вдруг показалось, что в ближайшем к нему яйце разгорается багровый огонь.

Стоя перед странным предметом, похожим на огромное яйцо рептилии, внутри которого разгоралось багровое свечение, Полюс Фердинатович ни за что бы не поверил, если бы кто-то ему сказал, что от возможной гибели его отделяет всего пара шагов! Он смотрел завороженно на медленно расходящиеся, будто лепестки растения, края яйца, между которыми натягивались и рвались тонкие нити слизи, затем в просвете показалось что-то бурое, пронизанное множеством красных прожилок, до отвращения похожее на кусок парного мяса, но живое, подрагивающее. Из отверстия резко вытянулись многосуставчатые лапы, похожие на длинные, мосластые пальцы. От неожиданности Полюс Фердинатович отпрянул назад, споткнулся и со всего маху сел на песок.

Не поднимаясь, Полюс Фердинатович медленно отползал к спиральному пандусу, не отрывая взгляда от яйца, которое дергалось и раскачивалось из стороны в сторону, рождая кошмарную тварь – безголовую, с плоским ребристым телом, из которого торчали длиннющие лапы со множеством сочленений и огромными когтями на концах, похожие на серпы. За телом тянулся такой же ребристый хвост, настолько длинный, что, когда тварь сползла по скорлупе на песок, он все продолжал вытягиваться из отверстия на вершине яйца.

Тварь, похожая на кисть руки, чье запястье оканчивалось хвостом, ощущала присутствие рядом Полюса Фердинатовича, потому что поползла к нему, неловко переставляя нелепые лапы, а затем вдруг остановилась, присела, длинный хвост свернулся спиралью, продолжая соединять ее с покинутой утробой, и прыгнула. Академик смотрел на взвившееся тело с растопыренными во все стороны лапами-пальцами, на бледное брюхо твари, в котором вдруг раскрылся зев со множеством похожих на иглы зубов, на падающее, как при замедленной съемке, яйцо, из которого выплескивается черная жижа, и думал…

Нет, ничего он не думал. А точнее, ничего не успел подумать, так как прыгнувшего пальценога вдруг перехватила невесть откуда возникшая огромная рука, стиснула ее, смяла так, что тварь лопнула, разбрызгивая всю ту же черную жижу, что вытекала из опрокинутого яйца.

«Ну, надо же, – промелькнула у академика очень одинокая мысль. – Ну, надо же».

Огромные толстые пальцы тщательно перетерли остатки пальценога и брезгливым движением стряхнули ее на песок.

Полюс Фердинатович одним рывком вскочил на ноги, развернулся и оторопел.

Ему вдруг показалось, что пальценогая тварь вовсе не превратилась в жалкие ошметки, а прилепилась к лицу возвышающегося над ним башней существа, обхватив того пальцами так, что открытыми оставались только глаза и свод огромного лысого черепа.

Длинный хвост твари несколько раз оборачивался вокруг шеи гиганта и свисал вниз, как хобот, дергаясь из стороны в сторону, судорожно сжимая и разжимая находящееся на его конце отверстие, густо поросшее жесткой на вид щетиной. От шеи до плоских ступней, непропорционально больших даже для столь огромного тела, гигант был закован в стальное облачение, напоминающее латы средневекового рыцаря.

Выглядел он настолько нелепо, что Полюс Фердинатович вдруг вспомнил, как смотрел с внучкой по телевизору какой-то мультфильм, в котором злой волшебник при помощи магического порошка превращал животных в людей. Одним из таких превращенных оказался слон. Непонятно каким образом, но мультипликатор явно вдохновлялся видом стоящего перед Гансовским существа. Слона, злым волшебством превращенного в некое подобие человека. Да