хотел это прекратить, и я был благодарен ему за это.
Но после таких поездок я приезжал к Рэю, валился с коня и напивался до бесчувствия.
В один из таких вечеров меня нашла Элиза.
Ворон Заккерия разбудил меня посреди ночи – он отчаянно бился в окно. Я только-только заснула, мне безумно не хотелось снова метаться по пустой кровати, вспоминая объятия Ланса. Я не ожидала, что мне будет так его не хватать – его нежных прикосновений, его голоса. Но Зак настойчиво продолжал терзать клювом раму – пришлось вставать, ёжась, и идти открывать.
«Ты любишь его? – заговорил в моей голове голос Зака, когда я посмотрела в человеческие – тоже Зака – глаза птицы. – Этого мальчишку, о котором ты думаешь. Ты любишь его?»
Голос звучал странно, но я решила, что это из-за дальности расстояния. Я же не знала, что Зак… да я и Зака тогда ещё как следует не знала.
«Нет».
Ворон уставился на меня. Покосился на постель.
«Я рад, что ты, наконец, решилась. Тебе стало легче?»
Я пожала плечами, тоже кинув взгляд на пустую постель – смятое покрывало, разбросанные подушки.
«Возвращайся, Лизетта. Возвращайся ко мне».
Так скоро? Ну уж нет, я ещё не наигралась!
«Ты всё-таки к нему неравнодушна», – с горечью вздохнул Зак, и я удивилась:
«Тебе-то какое дело? Ты же сам мне это советовал». Глупо. Зак хотел, чтобы у меня был любовник, но тот, которого он мог бы контролировать. Поэтому рабы. Поэтому овидстанские принцы. Я не понимала тогда, насколько Ланс в опасности из-за меня: Зак не хотел делить свою милую Лизетту ни с кем другим.
«Возвращайся».
«Нет».
«Я буду ждать тебя, Элиз».
Утром, поработав со щитами, я отправилась за Лансом в столицу – меня мучило странное предчувствие. Позже я научусь доверять такого рода вещам. Тогда мне просто повезло – я успела. А вот Зак опоздал. Он не стал бы трогать Ланса при мне – и ему пришлось только наблюдать. И ждать, когда я наиграюсь.
Тогда я об этом не думала, я думала лишь о том, что хочу своего любовника, свою игрушку обратно.
Его нашёл волк – у моста через пересохшую вонючую реку, верхом, смотрящего на вереницу странных детей, идущих к чёрным воротам в конце улицы.
–?Кто это?
Ланс вздрогнул, когда я потянулась, тронула его пальцы. В его взгляде мелькнули изумление и дикая, безудержная радость, отогнавшая от меня кошмар пустых постелей и унылого безделья в его отсутствие.
Он подхватил меня, усадил в седло рядом с собой – и, как обычно, неподалёку завывали собаки, а волк сидел рядом и спокойно смотрел на нас.
–?Кто это? – глядя на не поднимающих глаза детей, повторила я. Странные, в одежде явно не с их плеча, чумазые, усталые – от их усталости у меня кружилась голова.
–?Сироты, – отозвался Ланс. И тихо добавил: – Я был таким когда-то. С тех пор ничего не изменилось.
Мне была непонятна грусть в его голосе – я когда-то была глупой девочкой, верящей в сказки. Но меня совсем не тянуло теперь сочувствовать таким же дурёхам.
Я провела пальцем по его колючей щеке.
–?Ты изменился.
Он усмехнулся.
–?Я хочу, чтобы это прекратилось. Ты знаешь, что их сейчас накормят миской каши на воде – да и той на всех не хватит. И спать они будут часа четыре. И потом снова работать до заката. Они умирают, Элиз, такого даже взрослый не выдержит.
Я коснулась его щеки губами, и вместе с поцелуем в меня хлынули его эмоции. Моё сердце зашлось от его отчаяния.
–?Скажи, Элиза, как Небеса позволяют этому, – он кивнул на споткнувшегося у самых ворот малыша лет семи, – быть?
Я отвернулась – картина была слишком унылой – и спряталась у Ланса на груди.
–?На юге такого нет.
Ланс грустно улыбнулся. И уверенно произнёс:
