Я знала, что спустя время его подозрения вернутся. Меня не это беспокоило – мне просто никогда, ни за что не хотелось бы причинить брату Алэра вред. И в то же время я мечтала оказаться подальше отсюда, забыться. Когда Рэйан Боттер уехал, я забылась с Лансом.

Но Великая Матерь, как же это было грустно!

Ланс чувствовал моё настроение и ходил побитым щенком, и волк поскуливал, и тени-слуги переглядывались – в доме тем вечером царило почти такое же уныние, как в моём сердце. Ещё и собаки выли.

Обстановку неожиданно разрядил ворвавшийся во время ужина хозяин замка – герцог Джереми, опекун Ланса. Всё это я прочитала в его и Ланса мыслях. Кажется, намечалась стычка вроде той, что я видела утром. Всё-таки мальтийские мужчины невероятно занятны – куда до них утончённым южанам! Они так запросто выражают свои эмоции, даже ледяной Рэйан. Они всегда так легко повышают голос и готовы пустить в ход кулаки. И так забавно боятся показать всё это женщинам – по крайней мере, лучшие из них. В Алэре я раньше такого не замечала – он даже на слуг голос не повышал. Валентин при мне – тоже. А тут…

Сначала лорд-герцог увидел волка и, спокойно потрепав его по загривку – я позволила, – заявил, что теперь понятно, почему собаки орут – чуют зверя. Я не выдержала – рассмеялась. Ну правда! Меня, меня они чуют. Меня боятся. И волк не зверь.

Когда же сэр Джереми увидел меня, его манеры и вовсе переменились. Он рассыпался в комплиментах – сначала грубоватых, потом всё изысканней, словно аристократический лоск, чуть смытый годами службы… погодите-ка… ага, в армии, на северной границе, теперь возвращался.

Он тоже понятия не имел, кто я. Но в его глазах и мыслях я прочла такое же искреннее восхищение – почти как в Лансе. Эти двое оказались здорово похожи, их одинаково изумляли мои, ха-ха, чистота и наивность.

Бедные, глупые рыцари…

Сэра Джереми мне даже практически не пришлось очаровывать. Он сам заявил, что я могу остаться в Заводи сколько угодно и чувствовать себя как дома.

Ланс расцвёл, всю ночь был изумительно нежен и, забывшись, шептал: «Моя богиня». Я лежала потом, глядя на рассыпавшиеся по его лицу волосы – мои и его. И чувствовала лёгкие угрызения совести: во что я превращаюсь, как могу так легко пользоваться их добротой?

Но голос Зака отвечал мне из воспоминаний, что мы не люди, что мы никогда не дадим собой управлять, что для этого существуют рабы. А мы свободны. Я наконец начинала понимать, что он имел в виду.

Нормально то, что удобно мне.

Следующим же вечером Ланс, а вместе с ним и сэр Джереми вывезли меня на приём. Мне кажется, правильнее было бы говорить: бал. Но в Мальтии их тогда называли приёмами. Оба – что воспитанник, что опекун – в один голос уверяли, что моя красота будет сиять подобно свечи в тёмную ночь, что прятать такую прекрасную розу – преступление… Я снова удивилась их сходству – не внешнему, нет, характеров. И согласилась. Почему бы и нет, я же ещё не бывала на мальтийских балах. Мне было любопытно.

Волка пришлось оставить дома. Он понуро сидел на кровати, пугая служанок, и глядел, как меня одевают. Откуда в доме, где больше двух десятилетий жили только мужчины-лорды, женские платья, я не знала. Но мне понравилось жёлто-лимонное со светло-зелёной отделкой, богатой золотой вышивкой и изумрудным гарнитуром.

Всю дорогу Ланс шептал мне, как я красива. Честно говоря, это уже начинало надоедать. Но я решила подумать о том, как я осажу его после.

А пока я собиралась веселиться и даже решила было, что придётся заколдовывать Ланса – он точно собирался таскаться за мной, как привязанный, весь вечер.

Но всё получилось проще. Его и лорда Джереми почти сразу окружили мужчины – графы, герцоги… знать. А меня слуги проводили на женскую половину, с которой я сбежала, отведя глаза только-только уставившимся на меня кумушкам-леди.

Очевидно, моя красота должна была блистать на танцах, которые начались после банкета – его я пропустила, исследуя местный сад. Можно бы и танцы пропустить – стоило оказаться в бальной зале, как мне тут же сделалось дурно.

Я их всех помнила. Великая Мать, я бывала почти у каждого в доме – молодых лордов, вычурных леди. Я убивала их близких, я дарила им кошмары, я калечила их – каждого третьего в этом зале. Это было ужасно – смотреть на них сейчас, улыбающихся, флиртующих, что-то обсуждающих. Меня даже не ложь пугала, а то, какими они могут быть, если я, не дай боги, откроюсь.

Как ни странно, но людской страх лишает чародея сил. Я тогда к нему ещё не привыкла.

Ланс искал меня, но я закрылась и от его взгляда. Стоя у стены, я пыталась прийти в себя и сбежать – бежать-бежать-бежать отсюда навсегда!

Но заиграли трубы, объявив появление короля и королевы, и танцующие замерли, а потом поклонились-присели в реверансах.

Я смотрела, как в раздавшемся «коридоре» под руку с незнакомой мне дамой идёт Валентин. Его появление оказалось последней каплей. Проклятие или нет – он, бездна, улыбался. Я сходила с ума, а он улыбался. Ему кланялись, его славили, а он им улыбался! Мерзавцы, ничтожество, лицемеры!

Когда он, поравнявшись со мной, вдруг обернулся, я не смогла справиться с магией. Он увидел меня, и – вот странно – страх и недоверие в его глазах придали мне сил. Когда он оступился, споткнулся, когда его дама с придыханием поинтересовалась: «Супруг мой, вам плохо?» – а я отвела ему взгляд, он мог только потерянно оглядывать залу, ища меня, хотя я стояла всего в двух шагах от него.