– Ты отдаешь ее ему?
Рубашка все еще пахла Артемием Тоддом, чернилами и химикатами. Онория застыла в нерешительности, перебирая пальцами потертый хлопок.
– Его рубашка порвана. Он сегодня спас мне жизнь. Я помню отца. Мне не нужна одежда, чтобы его не забыть.
– Это все, что у нас есть.
– Нет, – прошептала Онория, садясь на краешек койки сестры. Проведя рукой по блестящим черным волосам Лены, она улыбнулась. – Мы есть друг у друга, и это намного важнее рубашки.
– Ты правда так думаешь?
Жаль, что сестра в этом не уверена. Они были не в лучших отношениях в последние месяцы. Обе уставали и жили впроголодь, а это сложно вынести. Болезнь Чарли лишь усугубила ситуацию. Сестры находились на грани.
Онория наклонилась ближе и прижалась губами к виску Лены:
– Конечно, я так думаю. Вы с Чарли для меня важнее всего на свете. И я рада, что вы у меня есть.
Слезинка соскользнула по щеке Лены. Она все еще такой ребенок, хоть и старалась храбриться. За последние полгода из них троих она пострадала сильнее всего. Онория привыкла работать целый день в Клинике, Чарли был достаточно юным, чтобы приспособиться к жизни, казавшейся ему приключением. А Лена помнила красивые платья, друзей, привычные торты на столе и флиртующих молодых джентльменов, что вились вокруг нее будто бабочки. Она как раз собиралась выйти в свет и думала только о том, что надеть и с кем бы она хотела заключить контракт трэли. И тут ее выбросило в мрачный опасный мир, где мучил голод, а от работы пальцы приходилось стирать почти до кости, чтобы выручить на пропитание.
Лена поймала сестру за руку:
– Я тоже рада.
– Знаю. Поспи на моей постели. Нам придется делить одеяла, – попросила она Лену, взяв рубашку.
Онория взяла собственное теплое одеяло жуткого серого цвета и пошла к двери.
Ее сердце ушло в пятки, стоило заметить Блейда, изучающего дверь в комнату Чарли.
– Это комната моего брата, – зачем-то пояснила она.
– Вы его запираете?
– Он ходит во сне. Боюсь, что однажды он выйдет на улицу, – легко солгала Онория. Она ему уже столько лапши на уши навешала. Иногда повторяла выдумки так часто, что даже сама в глубине души начинала им верить. – Вот, – протянула она рубашку и одеяло.
Стройный и грациозный, Блейд двинулся вперед. Этот мужчина отлично чувствовал себя в своей шкуре. А как раз сейчас приличная часть этой шкуры предстала взгляду Онории.
– Благодарю.
Блейд подхватил одеяло и не глядя положил его на стол позади себя. Рубашка – другое дело. Он взял ее, позволил мягким складкам скользнуть между пальцами.
– Я уйду поутру. Поглядим, сумеем ли выследить вампира до его логова.
– Извини, – прошептала Онория.
– За что? – Господин вскинул густые рыжевато-коричневые четко очерченные брови, придававшие ему дьявольское обаяние.
– Ты мог бы поохотиться за ним сейчас, если бы не пообещал меня защитить.
– На вампира неча охотиться ночью одному. Мне нужна помощь Уилла. А он вышел из строя на пару дней. Такшо я просто пойду на разведку.
По крайней мере, при дневном свете он в безопасности. Вампиры, с их белой чувствительной кожей, не переносили солнечного света. Но если тварь пряталась в туннелях Нижнего города, где трущобы переходили в подпольный мир – да, там тоже жили люди, те, кто готов был рискнуть, – тогда Блейду придется пойти за чудовищем.
– Будь осторожен, – выпалила Онория.
– Волнуешься за мя, милашка?
– А кто же заплатит мне такую же цену? – ответила она и тихо добавила: – Я не желаю зла ни тебе, ни твоим подручным.
От легкой улыбки на щеках голубокровного появились ямочки. Блейд на самом деле выглядел настоящим красавцем, когда улыбался. У Онор даже слегка дыхание перехватило.
– Канешн, – согласился он. – Я передам парням твои пожелания. Че ж до меня... – Господин шагнул вперед и хрипло продолжил: – Я тя сам поблагодарю.
Онория не успела отступить. Он поцеловал ее, заглушив протест едва уловимым легким прикосновением прохладных губ. Затем отступил, по- прежнему держа рубашку. Улыбка Блейда стала какой-то другой… едва ли не тоскующей.
Онория моргнула, все еще выставив перед собой руки, словно пытаясь отгородиться. Вернее, если совсем честно, чтобы дотронуться до Блейда.
