– Лучше заканчивай быстрее с машиной и вымойся.
– Это ненадолго. Я уже нашел, в чем проблема. Воздуховод прохудился, падает давление.
Эмери не двинулась с места. Хотя видеть лицо жены снизу было непривычно, Корнелиусу показалось, что она смотрит на него скептически.
– С чего тебе взбрело в голову сходить на вечерню? – спросила она, уронив и раздавив окурок. – Положил глаз на симпатичную хористочку?
Она произнесла это со смешком, но в голосе промелькнули неприятно твердые нотки.
– Нет. Хотя, хм… лучше я объясню.
Корнелиус вздохнул, вылез из-под машины и встал.
– Меня попросил Джей.
– Этот чокнутый!
Однажды Корнелиус пригласил Джона Ричарда на ужин. Больше не приглашал. Эмери до сих пор не простила мужа за тот первый, и единственный ужин с Кэмпбеллом.
– И чего же он хочет от нашего, как он выразился, «гнезда языческого эрастианского синкретизма»?
Корнелиус объяснил.
– И ты серьезно к этому отнесся?
– Не вполне. Но раз обещал – сделаю.
– А почему сразу мне не рассказал?
– Не хотелось мне заводить об этом разговор. Я же представлял, какой чепухой ты посчитаешь его просьбу.
– Мне приятней думать, что ты осознанно занимаешься чепухой, чем подозревать в чем-нибудь нехорошем или во внезапном приступе религиозного рвения.
– Но ты же ничего такого не заподозрила?
– Не знаю, не знаю, – она подцепила согнутым пальцем его подбородок. – Но ты впредь рассказывай мне и про чепуху, ладно?
Корнелиус наклонился, прижался лбом ко лбу жены.
– Конечно, чудо мое.
– Ну и прекрасно! А теперь лезь обратно под машину.
Спустя пятнадцать минут Корнелиус закончил обматывать изолентой на редкость неудобно расположенный воздуховод. Затем выскользнул из-под своей «Тата Эйр», облизал кровь с оцарапанных костяшек, вытер руки, нагнулся, просовывая руку внутрь автомобиля, и запустил мотор. Тот зажужжал. Стрелка давления осталась на месте. Корнелиус отключил машину и закрыл дверь. Утро выдалось чудесное. Озеро Роторуа сверкало под ярким солнцем. Церковь Священной Веры стояла прямо под холмом, за мараи, храмом маори, почти не уступая ему роскошью причудливой резьбы. По озерной глади скользил первый из сегодняшних рейсовых гидропланов. Мгновение спустя он уже поднялся в воздух и направился на запад, чтобы миновать вулканическую гряду. На застроенном одноэтажными домиками склоне холма было тихо, народ еще спал. Чуть позже начнется обыденно неприглядная воскресная жизнь: мужчины займутся ремонтом машин или домов, женщины примутся болтать друг с дружкой, опершись на изгородь, и курить. Проснутся ребятишки, начнут с воплями носиться среди горячих луж, испускающих вонючий сернистый пар. За двадцать с лишним лет, прожитых Корнелиусом и Эмери в Охинемуту, городок почти не изменился – разве что машины по обочинам стояли теперь пневматические и электрические, а не на бензине и солярке.
Десять утра. Корнелиус включил новости на телефоне – так и не смог привыкнуть к новым клипфонам, не говоря уже о видеолинзах. Егерь предпочитал держаться подальше от того, что слишком уж мусолилось в сети – будь то реальные события или виртуальные.
Так, местные новости: оползень в Хокс-Бэй. Министр труда Шотландии отрицает связи с Соединенными Штатами. И вот еще:
На пороге появилась Эмери с пультом от кухонного телевизора.
– Ты это слышал? – крикнула она.
Корнелиус показал жене телефон и выставил большой палец вверх, затем снова посмотрел на экран. Там появился эксперт по терроризму, которого Вермелен уже видел раньше. На этот раз он говорил о неохотном признании полиции в том, что за чудовищными злодействами может стоять группа протестантских сектантов-фундаменталистов. Егерь вернул на экран предыдущее фото, показывающее то ли человека Грэма Орра, то ли робота Хардкасла.
Корнелиус поспешил в дом. Там уже шипел на гриле бекон, в духовке стояли круассаны. Эмери подала мужу кружку с кофе. Тот принял ее с благодарностью.
– Робот взбесился, – заметила жена, все еще глядя на телевизор. – Это похлеще, чем религиозный или антирелигиозный терроризм.