мы собирались обосноваться пока в этих местах, а оставлять девочку без присмотра не хотелось. В итоге мы сняли дом в Телдо, небольшом городке, располагавшемся неподалеку от столицы, и поселили Тони там. Использовали для этого деньги, которые еще оставались после отданного Ниресскому монастырю «приданого». «Приданое», к слову, так и застряло у них. Впрочем, ладно, пускай используют его для ремонта внешней стены, хоть я и не считаю себя виноватой в ее разрушении.

Такая ситуация позволяла нам проводить достаточно времени с Тони и при этом часто бывать в столице, поддерживая связь с подпольем. Кроме того, в этом же самом городке, но в другом районе, располагалась маленькая квартирка, принадлежавшая одному из подпольщиков. Мы получили ключи от нее на случай, если однажды не рискнем вернуться в дом, опасаясь вывести людей альт Ратгора на Тони. Вообще о том, где именно проживает сама юная герцогиня, знало всего несколько человек. И были это в основном те, кто непосредственно участвовал в ее освобождении. То есть люди, которые слишком много знали в любом случае.

В числе этих людей была Мелани. Бывшую монахиню пока поселили вместе с Антонией. И для герцогини компания, и за Мелани, которая опять же знала слишком много, присмотр. К тому же монахине просто-напросто некуда было идти. Что интересно, Игнасио, похоже, взял над ней шефство, частенько навещая и стараясь помочь в меру собственных сил. Они с Вито вообще стали нередкими гостями в нашем доме в силу обстоятельств политического характера, но, кажется, не только.

Вернувшись после благополучного освобождения Тони, мы с Андре продолжали контактировать с местным подпольем. И договорились о своего рода сотрудничестве. Воронте со своими людьми занимались теми же делами, что и прежде. Мы же с Андре организовали свою небольшую группу, в которую – конечно же не случайно, – входили Вито и Игнасио. Этой группе предстояло сконцентрироваться на наших собственных целях – таких, как недавняя вылазка в монастырь. Предполагалось, что в дальнейшем мы с остальными подпольщиками станем помогать друг другу по мере возникновения такой необходимости.

И вот теперь мы сидели вместе с Воронте в уже знакомом подвальном помещении и как раз обсуждали направление, которое примут в ближайшее время действия нашей группы.

– Так чем же именно вы собираетесь заняться? – спросил граф после того, как в общих чертах посвятил нас в собственные планы.

В его глазах блестел нескрываемый интерес.

Я со вздохом побарабанила пальцами по колену.

– Пока я представляю себе это недостаточно хорошо, – призналась я. – Первым делом хочу разобраться в том, что произошло во дворце прошлой весной. И какую именно роль во всем этом играет Филипп. Меня смущают некоторые нестыковки, – продолжала я, обводя присутствующих взглядом. – В прошлом году внутренняя политика государства изменилась – внезапно и без предпосылок. Во всяком случае, таких, о которых нам было бы известно.

– Это не так уж и удивительно, – заметил Андре. – Да, неожиданно, но прецеденты бывали.

– Согласна, – кивнула я, – в истории таких случаев предостаточно. Король может резко сменить курс действий и свое окружение по ряду причин. Таких, например, как раскрытие заговора против короны. Если бы альт Ратгор сумел убедить Филиппа в том, что граф, – я указала на Воронте, – его брат, я и еще десяток-другой придворных злоумышляли против него, то, ясное дело, Филипп перешел бы к решительным действиям. И казни, и тюремные заключения, и ужесточение законов – все это было бы совершенно естественным ходом.

– Альт Ратгор мог убедить в подобном Филиппа? – спросил Воронте.

Андре едва заметно поморщился. Вопрос слишком явно демонстрировал, насколько близка я была с Филиппом, раз именно меня граф считает обладательницей такой информации.

– Мог бы, – нахмурившись, ответила я. – Филипп не дурак и не параноик, но он молод. Альт Ратгор старше, опытнее и хитрее. И умеет быть чертовски убедительным. И тем не менее даже ему пришлось бы придумать чрезвычайно доказательную историю, чтобы заставить Филиппа не просто засомневаться, а поверить на слово и даже не проводить собственного расследования. Возможно, альт Ратгор измыслил какие-то доказательства… В общем, не знаю, – резко передернула плечами я, – и это одна из тех вещей, которые я хотела бы прояснить. Однако меня смущает еще кое-что. Отчего Филипп стал так планомерно и жестоко разделываться с людьми, близкими к трону? Да, некоторые короли действуют так изначально, дабы обезопасить себя от потенциальной угрозы. Однако прежде Филипп не считал нужным поступать подобным образом. Допустим, теперь он «узнал», что во главе мнимого заговора стоял кто-то из его наследников. Ну тогда он мог бы уничтожить именно этого заговорщика. Однако же он не остановился на одном наследнике. Больше того, – я сцепила пальцы и отчаянно нахмурила брови, – меня безумно смущает, как он обошелся с Антонией. Я хорошо помню, как он к ней относился. Хотя степень родства у них и не слишком близкая – родственники они только троюродные, но он видел в ней младшую сестренку. Возможно, наложил отпечаток тот факт, что они познакомились еще в детстве – в его детстве, когда ему было лет двенадцать, а она, соответственно, была совсем еще крошкой. Виделись они не так уж часто, но он всегда радовался этим встречам. И, бывая во владениях ее отца, обязательно лично выбирал для нее подарок. А теперь вдруг такая перемена! Причем он даже не захотел получше разобраться в обстоятельствах, расспросить того же Андре, самостоятельно переговорить с Антонией. Считайте меня романтиком, но здесь определенно что-то не так.

– И что же здесь может быть не так? – По тону Воронте было неясно, принимает он мои аргументы или нет. – Вы считаете, что король находится под действием чар?