– Присылайте. Жаль, больше нечем вам помочь. Хоть какие-то приметы или что там.
– Сторону света выясните.
– Конечно, хотя не представляю, чем это поможет, – сказал Вольпе. – Я считал, убийство Шевчук – единичный случай. Но вот поговорил с вами и теперь гадаю, не отметился ли наш субчик еще где.
– Могу избавить вас от лишней работы. Прошлый год – Новый Орлеан, годом раньше – Майами, в две тысячи пятом – Вегас.
Вольпе присвистнул:
– Серьезно?
– Спермы нет, но тот же почерк. Ладно, обзвоню других детективов, может, чего выяснится. Если что-нибудь узнаю, вам первому сообщу.
– Благодарю.
– Не стоит. Да, еще одно. В Вегасе отметили, что у жертвы под корень обрезаны ногти. Совпадает, нет?
– Я гляну результаты вскрытия.
– Еще раз спасибо.
– Не за что. Знаете, Лев, вы нормальный коп, хоть из Лос-Анджелеса.
– Чего? Не понял.
– Я думал, ваши только и могут, что невинных людей мордовать.
– Ага, а ваши всем загоняют швабры в задницы.
Вольпе засмеялся:
– Пришлите снимок, ладно?
– Только не смотрите перед едой – аппетит потеряете. И после еды, если не хотите расстаться с обедом.
– А когда ж смотреть?
– Сперва клюкните, – сказал Джейкоб. – Мне помогает.
Новоорлеанский детектив Лестер Хольц пребывал в самоволке. О нем давно не было ни слуху ни духу, и все его дела взвалили на новичка Мэтта Грандмейсона. Услышав вопрос о расположении тела, он стал мямлить:
– Э-э… вроде как… – Выговор его мало чем отличался от бруклинского курлыканья Вольпе. – Кажись… э-э…
Кажись, горемыка сидел в закутке, напоминавшем погреб барахольщика. В трубке слышался шорох бумаг, то и дело Грандмейсон что-то ронял и, кряхтя, нагибался поднять. Джейкоб вырвал обещание съездить на место преступления, хотя был почти уверен, что бедолага забудет об этом, едва повесит трубку.
Лос-анджелесские и вегасские копы привыкли к обоюдным звонкам: преступники часто бегали оттуда сюда и наоборот. Джейкоб набрал номер, по которому уже когда-то звонил. Коротко объяснил, кто он такой и что ему нужно, и его связали с детективом Аароном Флоресом. Тот подтвердил детали, уже отмеченные Вольпе, а также уверенно ответил, что жертва, тридцатилетняя хостес казино в «Венецианском отеле», лежала головой на восток.
– Точно? – спросил Джейкоб.
– Точней некуда, – сказал Флорес. – Я прибыл на место в пять утра, и солнце лупило прямо в глаза.
Затем он поведал, что Дани Форрестер испытывала денежные затруднения.
– Зарабатывала тридцать штук, имела четыре ипотечные квартиры – одну для себя, три для сдачи в аренду, но из-за спада их никто не снимал. Сестра ее рассказала, что у Дани иссякли кредитные карты и она наведывалась к ростовщику. Мы его хорошенько тряхнули, но прищучить было нечем.
Флорес обещал к концу недели выслать копию дела.
Автоответчик полицейского управления Майами попросил обождать, угостив кондовой версией «Повеяло юностью». Если б услышал Курт Кобейн[31], подумал Джейкоб, он бы снова покончил с собой.
Звякнул дверной звонок.
В глазке – Субач и Шотт.
Джейкоб накинул цепочку и приоткрыл дверь.
– С добрым утром, – сказал Субач. – Как шея?
– Мел рассказал о вашей передряге, – подхватил Шотт.
– Решили справиться, как вы себя чувствуете, – продолжил Субач. – Можно войти?
– Чувствую себя превосходно.
– Бросьте, Джейк, – сказал Субач. – Мы пришли с миром.
В трубке заиграла джазовая обработка «Рожденного для воли»[32].
Джейкоб дал отбой, сбросил цепочку и впустил гостей.
– Спасибо. – Шотт прошел в гостиную и остановился перед телевизором на кушетке. – Так и не подключили.