В детстве Ашам пугали родительские рассказы о страшной судьбе всякого, кто забредет слишком далеко. Там невообразимая стужа и огненные реки – живьем опалишься, а кости твои обглодают дикие звери. В хватке кошмара она жалась к дрожавшей Яффе, и обе от страха плакали.
Утешал их Каин с его сердитой логикой.
На этом аргументе Яффа зажимала руками уши и умоляла перестать. Ашам неудержимо хихикала.
Он так долго был для нее кладезем ума, и оттого еще труднее понять его злодеяние. Часу не проходит, чтобы не вспомнилось его опухшее бездумное лицо.
Теперь он – кладезь кошмаров.
Гнев – плод, от которого куснешь, а он только больше. Гнев утоляет ее голод. Он – неумолчный барабанщик. Его ритм помогает идти, когда нет уже сил. Долгое восхождение к жертвеннику; всякий шаг священен. Она принесет брата в жертву небесам, спасет его, искупит его вину Акт милосердия и справедливости равно.
На двадцать шестой день она выходит из леса и видит невообразимую гору – вершина теряется в облаках.
Ашам плачет.
Потому что ужасно устала, а еще предстоит подъем.
Потому что даже не знала, что существует такая красота.
Река, потихоньку набиравшая силу, стала вдвое шире. С ревом вода бежит по горному склону, точит камни и, срываясь с уступов, взлетает пеленой брызг. В начале восхождения Ашам насквозь мокрая, зубы ее клацают. Сырость и скудеющая растительность заставляют помучиться с костром.
Судя по следам, Каин и Нава тоже с этим столкнулись.
На тридцатый день Ашам опускается на колени перед обугленными останками деревянного мула и всхлипывает, глядя на чудесное изобретение, ставшее головешками.
Каин мудро растянул запас на четыре дня – ей не досталось и щепочки.
Завернувшись в накидку, Ашам продолжает путь. От буйной растительности долины – ни следа. Ни деревца, ни клочка мягкой земли, лишь камни, на которых то и дело оступаешься, и валуны, из-за которых внезапно выскакивает злобный ветер, грозящий сдуть в пропасть.
Невообразимо холодно.
Наверное, все-таки родители говорили правду.
На жесткой земле никаких следов, взор все чаще упирается в непроглядную ширь серого камня. Ашам ставит себя на место Каина: куда бы он пошел?
И тогда вдруг пред нею сияет тропа.
И тропа неизменно приводит к черному пятну кострища под кургузым обломанным кустом – самому логичному привалу в сем нелогичном краю.
Ашам видит путь, потому что Каин-то не соврал.
Они с ним и впрямь очень похожи.
На тридцать третий день земля становится ослепительно белой.
Ашам ладошкой зачерпывает белизну и изумленно ахает: белизна тает.
Никакие слова не опишут сияние земли.
Ашам лижет ладонь.
Вода.
Река покрывается коркой, а вскоре и вовсе исчезает. Значит, здесь ее исток – его уверенно предрекал Каин, а отец отвергал как нечто совершенно
