Ян проскользнул в номер и, оглядевшись, присел на край стула.

– Я прождал два часа, – сказал Джейкоб.

– Виноват.

– Что случилось?

– Захотелось на вас посмотреть.

Джейкоб раскинул руки:

– Нравится?

– Да, о’кей.

– Ладно, проехали. Пойдемте угощу вас кофе.

Но Ян уставился на желтый конверт, выглядывавший из сумки:

– Фотографии?

Джейкоб кивнул.

– Можно посмотреть, пожалуйста?

– Валяйте.

Ян неловко повозился с застежкой, потом лицо его отразило гамму переживаний: ужас, неверие, покорность.

– Знакомая картина?

Ян кивнул.

– Шея?

– Шея и рвота.

– Надпись на иврите?

– Все то же самое.

– Тело так и не нашли.

– Мне запрещено об этом говорить, – сказал Ян.

– Почему?

Ян не ответил.

– Кто запретил?

– Не знаю.

– Не знаете?

Ян покачал головой.

– То есть как не знаете?

– Раньше я их не видел.

– Они – это кто? Ваш начальник?

– Он также.

– Он назвал причину?

– Как будто весьма необычное происшествие.

– Спору нет.

– Нет, вы не поняли. – Ян приободрился. – В Чехии нет убийств. У нас есть пьянки, драки, да, иногда несчастный случай. Но такое? Никогда. Мой начальник, он сказал: «Ян, могут быть очень большие проблемы. Люди испугаются».

– И велел похоронить дело? Об убийстве?

– Не похоронить. Помалкивать.

– Но с вами говорили и другие.

Помешкав, Ян кивнул.

– До или после начальника?

– После. Я уехал в Штаты. Когда вернулся, они ждали в аэропорту.

– Рослые парни, – сказал Джейкоб.

Ян вздрогнул.

– Прямо верзилы.

Ян выпучил глаза.

– Представились сотрудниками отдела, о котором вы слыхом не слыхивали. Дружелюбные, но какие-то странные. Взяли с вас обещание держать язык за