– Ой, а ее у меня нет, она у товарища Зворыкина осталась.

– Хорошо, идем. Ах да, товарищ Прибылов, благодарю за службу!

– Служу Советскому Союзу, товарищ капитан!

Ну и пошли (побежали) мы с Перепелкиным в штаб, к «радиоцентру». Кстати, Зворыкин просто суперрадист, так сказать, радист божьей волей, гений рации и радиоволн. Добежали, мало ли, я ж не знаю, чего хочет Центр, как минимум любопытство гнало меня семимильными пинками.

– Здравия желаю, товарищ капитан, – приветствует меня радист.

– Ну, что там у тебя? Этот Перепелкин прибежал и говорит что-то непонятное.

– Да шифровка из Москвы, длиннющая такая, и главное, непонятная, тут Ашот минут пятнадцать бился, ничего не понял, говорит, не армянский это. – И Зворыкин протягивает мне густо исписанную бумажку.

Вчитываюсь: реально какая-то чепуха, это что, в Москве на радиоцентр хакеры вирусную атаку сделали и сменили кодировку? Да нет, до вирусов и вообще до компутеров еще жить да жить. В чем же дело? Читаю и нихренашеньки не понимаю.

«1 сухан гуржиги, 1 сухан чукоти, 1 сухан бошкири»

И что это значит? Суханкина, по-моему, певица была, ну, в «Мираже» пела, так она намного позже войны родилась. А что такое гуржиги? Это что, на монгольском? Чукоти, может, на чукотском?

– Перепелкин, ты сержанта госбезопасности Кузнецова не видал?

– А они на аэростоянке, и товарищ Кузнецов, и товарищ спецмайор.

– Лети туда, товарищ мой родной, тащи сюда этого спецсержанта, одна нога там, а вторая… вторая тоже уже здесь, понял?

Не знаю, понял Перепелкин или нет, но он, не дослушав до конца, дал такую скорость, что Усейн Гайка (или Болт?) позавидует.

А все-таки что это с ними, что это за шифровка такая? Креатив они проявили или, наоборот, тупость?

Бежит Эттувьевич с Перепелкиным и с ними Акмурзин.

– Выкван, тут у нас проблемки возникли: шифровка пришла из Центра, а прочитать не можем, посмотрите, может, вам понятней будет?

Кузнецов читает вслух и тоже, по-моему, не особо понимает, затем передает бумагу Зворыкину и говорит:

– Мне кажется, тут по одному чукотскому слову, через одно два слова идут.

– И по одному башкирскому, – говорит Акмурзин, и меня озаряет: блин, это же ключ, и он на таджикском. И звучит он как «одно слово грузинское, одно слово чукотское, одно башкирское».

Охренеть, вот я тупой, это ж мне на таджикском, прислали ключ к шифровке.

– Перепелкин, будь другом, найди мне Гогнидзе, ну, или какого другого грузина.

– Зачем грузина? Я грузинский (картвелский) знаю. – Из окружавших радиорубку красноармейцев выходит славянин с претензией на знание грузинского.

– Товарищ красноармеец, а вы кто?

– Пока бывший лейтенант Хохлов, уроженец Батума, знаю язык.

– Ну, тогда, товарищ сежант госбезопасности Кузнецов, товарищ сержант Акмурзин и… лейтенант Хохлов, расшифруйте, пожалуйста, документ, и пошли в мою землянку (хотя из нее я депортирован Машей). Товарищ Перепелкин, вы отвечаете за секретность, не допускать никого в землянку.

Чую, задолбали мы Перепелкина, а куда денешься с корабля? То есть из армии, тем более действующей. Тута вам не тама, а тама не тута, причем не Тута Ларсен. Ушли они расшифровывать, и тут Зворыкин встрепенулся и начал принимать радиограмму. При этом призвал нас заткнуться: передача от Никифорова, это серьезно. Заткнулись. Профи есть профи (я о Зворыкине).

Потом еще ждали, как переведет наш фальшиводокументчик Ашот с армянского на русский. В результате получилось:

«Все прошло удачно, Ильиных и другие освобождены, уничтожена охрана и сопровождающие, захвачен в плен представитель СД. Убит красноармеец Метелица. Ранены младший лейтенант Великов и красноармеец Хушвактов. Вылетели обратно. Никифоров».

Метелицу жалко, такой весельчак был, он даже присягу мог рассказать так, что все бы животики надорвали. Зато Ильиных выручили, хорошо. Интересно, как там дела у нашей трехголовой Энигмы?

А вот и они идут, значит, дела в норме.

– Ну что, ребятки?

– Разрешите доложить, товарищ капитан! Шифровка переведена на русский, – докладывает, передавая мне обе бумажки, Хохлов.

– Благодарю, товарищи, но о том, что в ней, вы обязаны забыть, и навсегда, сами понимаете, бдительность, бдительность и еще раз бдительность. – Осматриваю лица. Выкван, Фатхула и этот, новичок Хохлов, нет, эти хрена с два кому скажут.

Все, иду к Елисееву, вдвоем прочтем, что там из Москвы пришло и с чего такие бесперц… безпрез… безпрецедентные меры безопасности.

У землянки особотдела все так же браво стоит часовой (но уже не тот, что утром был), он отдает честь, и я прохожу, Елисеев мурыжит какого-то парня азиатской наружности.