выправится, ан нет, гнилое дерево на доски не распустишь.

– И в чем это выражалось?

– Да так сразу и не скажешь. Вроде особых признаков и нет. Ну, чуть трусливее, чем обычные ребята, чуть подлее, чуть гнуснее, но по совокупности-то сразу видно – гнида. Неужто, сатро, среди ваших знакомых таких людей не встречалось?

– Еще как.

– Вот и я о том же. Все знали, все понимали, но Вали никто не жалел. Она девочка была хваткая, лавочку открыла, торговать начала, да так это дело лихо пошло, что Тенсор быстро нос задрал. В къянтийский шелк одевался, павлином расхаживал.

– А Славерус?

– Этот – нет, другой он был, совсем другой. Эх, занесло ж волка в лисью стаю, так и шкуру сняли…

– То есть?

– Вали ему ведь детей не родила. Не хотела больше. Я даже знал, у кого она зелье берет, чтобы детей не было. Советовал Славерусу поговорить с ней по-хорошему, но куда там! То ли он ее любил, то ли ему удобно было – Бог весть.

Рошер задумчиво покивал. Да уж, после Яниного ужаса «РОД ОБОРВАТЬ?!» он как-то иначе воспринимал эту историю.

– А у вас-то дети есть, сатро?

– Дочь. Сейчас она не в этом городе живет, но вроде как довольна и счастлива.

Рошер подумал, что так тоже бывает. И намного ли сар Турмис счастливее, чем сар Атион? Оба на старости лет остались без детей, и то, что у одного их нет рядом, а у другого просто нет – разве многое меняет? И то, и другое одинаково грустно.

– Так вот, – вернулся к теме сар Турмис, – Тенсора Вали обожала. Как же, единственный сыночек. Он вчерную пил – она только что деньги ему давала да дорогое вино покупала, чтобы сыночек в портовых кварталах не оказался. Там народ разный случается, свернули б дураку башку, что тому куренку. И когда Тенсор женился, жену его приняла… плохо. А вот Валайру – с обожанием.

– Какая ж бабушка внучку не полюбит? Да единственную?

– Любить и курица умеет. А ты попробуй вырасти, да воспитай, да в люди выведи. Это куда потруднее будет, сатро. Своих-то, чай, нету?

– Нет пока.

– Потому и говорите, что не знаете.

– Верю, – согласился Рошер.

Сложно спорить с тем, о чем имеешь самое смутное представление.

– Вот. И Вали принялась баловать девчонку. Кукла не кукла, конфета – да не эта, платье не из шелка, книжка не того толка… там много чего было. Но выросла – дрянь. Такая же, как Тенсор. Злая, завистливая, а что самое печальное – ни руками, ни головой работать не обученная. А к чему? Она ж точно знала, что добрая бабушка все в клювике принесет и в ротик положит.

– А потом бабушка умерла.

– Именно. И оказалось семейство на мели, да так лихо они на нее налетели, что брюхо пропороли.

– Вы не моряк ли, сар?

– Нет. Но по миру попутешествовал, было дело. Наемничал в молодости, бросил быстро, потом в лавке работал.

– Понятно, сар.

– Вот и слушайте дальше, коли понятно. Славерус эту шайку на себе везти не захотел, да после смерти Вали ему дурно стало, сердце прихватило. Тут Тенсор подсуетился, мамину лавочку под себя пригреб, но торговать не сумел. Прогорел быстрее, чем отчим выздоровел. Тут-то они и поругались впервые. Вали уж не было, мирить некому, но по бумагам дом этот – Славеруса. Так что тот в канцелярию бросился бить челом. Ну, Тенсору быстро от ворот поворот дали. Он, конечно, не унялся, пытался ходить, скандалить, да только стража это дело быстро пресекла…

– А Валайра? Младшая?

– Та оказалась похитрее, иначе подлезть попыталась. Сначала к деду лезла – отец не прав, давай я вас помирю. Но тут Славерус себе подругу нашел, он и сейчас-то мужик видный, а тогда на него все бабы головы оборачивали. Та Валайру и шуганула, мол, иди-ка отсюда, крыска, тебя напросвет видно…

– И как?

– Может, она б и не утихомирилась, да как раз замуж вышла, уехать пришлось. Тенсор тут ходил, воевал, потом Славерус его жердью по улице гонял, опять сердце прихватило… Много веселого было.

– А кто на Валайру мог собак спустить?

– Я, наверное, мог бы.

– Если б они у вас были.

– Именно, сатро. А может, и не спустил бы… Охота руки об эту дрянь марать.