Грозный взгляд Хельстрема продолжал буравить доктора Сингха, красивого светлокожего сикха с однодневной щетиной на подбородке. Они с Дельфиной привыкли вдвоем заниматься одними и теми же пациентами и сотрудничать по конкретным случаям.
– Изложите мне вашу оценку работы доктора Уайетт за последние дни, – без обиняков потребовал он у психиатра.
Доктор Сингх нервно усмехнулся.
– Мы с ней очень хорошо ладим, несмотря на то, а может, благодаря тому, что у нас разные дисциплины, хотя они часто пересекаются. Иногда мы не соглашаемся в отношении заслуг Фрейда и его предпосылки, которую ныне модно дискредитировать, – что секс является основной причиной всего поведения. Дельфина часто склоняется в пользу Юнга.
– Это что, имеет значение? – нетерпеливо сказал Хельстрем.
Вместо Сингха ответил доктор Причард.
– Этот вопрос никак не относится к нашей сегодняшней дискуссии, – мягко сказал он. Доктор Сингх держал свои ухоженные руки сложенными на коленях под белой скатертью ирландского льна. – Дельфина также большой сторонник гештальтпсихологии и терапии с использованием эмоциональных и межличностных значений, ей требуется исследовать человека в целом, а не только конкретные признаки и симптомы.
– А это хорошо? – Ничто из услышанного не имело для Хельстрема особого смысла. У него была такая уловка – сознательно позволять некоторым людям недооценивать его ум. Но в данном случае он действительно не был заинтересован в психологических сложностях человеческого сознания, независимо от того, обрамлены они в экзистенциализм или фрейдистскую психоаналитическую теорию человеческого «Я», «Эго» или «Супер-эго». Споры о психологии никак не влияли на цену на масло.
Хельстрем нахмурился, отодвигаясь от стола, чтобы официантка могла поставить перед ним ужин. Его ворчание можно было бы истолковать как «спасибо», обращенное к девушке, или удовлетворение видом говяжьего филе, которое он собирался поглотить.
Все остальные за столом надеялись, что великолепно приготовленный ужин смягчит нетерпимое и ворчливое настроение Хельстрема. Иногда по вечерам он бывал восхитительно забавным или с энтузиазмом интересовался событиями дня, меж тем как в другие дни вдруг оказывался совсем иным человеком – резким, пренебрежительным, раздражающимся от малейшего замечания, сверхкритичным к поведению или ошибкам других. Сегодня был один из таких вечеров, и все они это чувствовали.
– Тогда скажите мне, – обратился здоровяк к доктору Сингху, – каковы успехи доктора Уайетт с Малышом?
Все за столом переключили внимание на психиатра, сами интересуясь, что он скажет. Его ответ был честным и бесстрашным.
– Думаю, все мы знаем, что никакого неоспоримого улучшения в его сознании или физическом состоянии никогда не наступит. Дельфина делает все возможное, и я думаю, что у него к ней сформировалась очень сильная привязанность, но – уверен, доктор Причард со мной согласится – возможен лишь один исход. Которого мы вправе ждать. Это может занять годы, а может произойти завтра.
Доктор Причард, ловко отделяя жирное белое мясо морского окуня от костей, молча кивнул в знак согласия.
– Доктор Уайетт – это достояние Комрека, сэр Виктор, – заверил доктор Сингх. – К своим пациентам она относится с огромной симпатией и сочувствием. Мне, например, очень не хотелось бы ее потерять.
– Мне тоже, – согласился Причард с полным ртом сочного мяса. – Ее было бы очень трудно заменить. Особенно в плане ее отношений с Малышом.
– Я и не думал об ее замене, – раздраженно сказал Хельстрем. – Меня просто беспокоит здоровье ее специального подопечного. Сколько ему сейчас? Он, конечно, уже не малыш.
– Ему под тридцать, – ответил доктор Сингх. – Строго говоря, я полагаю, мы не должны больше говорить о нем как о Малыше. Хотя он пробыл здесь так долго…
– Зачем кому-либо за пределами Комрека узнавать о его смерти? – бездушно сказала Рейчел Кранц.
Сэр Виктор Хельстрем посмотрел на нее с презрением.
– Потому что каждый год мы должны предоставлять доказательства его жизни, как делаем это в отношении всех наших гостей в Комреке. Покровители наших гостей могут быть благожелательны или расчетливы, но они ни в коем случае не глупы. Если финансовая договоренность гостя не обеспечивается за счет его собственных средств, то каждый год в оговоренное время мы должны представить его благодетелю изображение нашего подопечного с газетой этого дня в руках, чтобы четко были видны дата и заголовок, так поступают похитители с жертвами ради выкупа. Даже если в этот день гость не особенно здоров, установленная дата является обязательной. Но из-за этого, конечно, мы так хорошо ухаживаем за нашими гостями и следим за их здоровьем, как только возможно. Вот поэтому, медсестра Кранц, я нахожу ваше предложение чрезвычайно глупым и лишенным вашей обычной проницательности.
Кранц вспыхнула.
– Простите, сэр Виктор, – покаянно сказала она. – Я согласна, говорить такое было верхом идиотизма.
– Тогда чтоб больше мы ничего подобного не слышали. – В тоне Хельстрема не было и намека на прощение. – Похоже, Эшу придется очень усердно поработать, чтобы получить сегодня результаты. С другой стороны, откуда нам знать, что чертовы призраки еще не исчезли? Ведь они начали