Эш видел, что Дельфина не ошиблась. Генеральный менеджер Комрека спешил к ним – и собирался пройти мимо оружейной!

– Дерриман, стойте! – как можно громче закричал Эш и предостерегающе замахал руками.

Но Дерриман был слишком возбужден или слишком потрясен, чтобы прислушаться к словам парапсихолога.

Он почти уже миновал вход в большую оружейную комнату, когда древний железный топор оторвался от стены и полетел прямо в него, словно брошенный могучим воином. Его лезвие, затупленное временем, но по-прежнему грозное, вонзилось Дерриману в висок.

С ужасом смотрел Эш, как Дерриман пошатнулся и повернулся, еще не вполне упав. Он смотрел прямо на Эша с недоуменным, почти комичным выражением, как бы спрашивая, что же такое произошло. Затем из раны в черепе полилась кровь, и другое древнее оружие полетело в него изо всех концов комнаты. Он успел издать единственный короткий, но резкий крик, прежде чем был повергнут на пол, где тело его выглядело огромной и нелепой подушечкой для булавок, проткнутое лезвиями, мечами, копьями, обоюдоострыми палашами и другим смертоносным оружием, старым, но таким же страшным и жестоким, как и несколько веков назад.

И только когда круглая голова железной булавы с дюймовыми шипами разбила ему лицо, смерть наконец оборвала его агонию.

Ариберт Хайм, зловещий нацистский врач, загубивший сотни тысяч людей в отвратительном австрийском концлагере Маутхаузен, вышел из своего люкса на пятом этаже замка. Он вздрагивал каждый раз, когда очередная бомба взрывалась где-то в здании, и прятался в комнатах, которые до недавнего времени разделял со своим нацистским коллегой Алоисом Бруннером.

Хотя приятно было иметь весь люкс в своем распоряжении, прошлой ночью Хайм, как ни странно, чувствовал себя очень одиноким. И испуганным.

Хайм решил оставаться в постели, пока не закончится суета, с силой зажимая уши руками, чтобы заглушить крики и вопли, топот бегущих ног. Он готов был пролежать так всю ночь, если понадобится, натянув на голову постельное белье и зажимая уши руками, но появилась большая проблема, которая заставила его действовать. Несмотря на то что дверь была закрыта, а голову накрывали простыни, он почувствовал едкий запах дыма.

Замок пылал.

Торопливо напялив халат и шлепанцы, он осторожно вышел в коридор и направился к источнику бедственных звуков: к лестничной площадке пятого этажа. Он добрался до ограждения над широкой изогнутой лестницей, посмотрел вниз и увидел, как гости и персонал замка дерутся друг с другом, чтобы спуститься, хотя снизу вверх поднимаются огромные клубы дыма. Там, внизу, в самом конце овальной лестницы, он увидел мерцающее оранжевое зарево – значит, там горело. Почему же эти глупые люди бежали в том направлении?

Как лемминги, они бежали не от огня, а прямо к нему.

Возможно, там был выход, который пожар еще не перекрыл. Конечно, центральные двери должны были загореться. Значит, боковая. За стойкой регистрации был еще один выход – через кабинеты. Но он определенно не собирался присоединяться к толпе внизу, превратившейся в один огромный клубок из рук и ног.

Даже евреи шли к смерти мирно, и единственным звуком, который тогда доносился, был плач, приглушенный металлическими дверями газовых камер. И сейчас он услышал этот жуткий звук, даже сквозь крики и вопли ужаса людей внизу, которые боролись друг с другом, чтобы выбраться из груды поверженных тел, изливаясь с лестницы и разливаясь по вестибюлю, как нефтяное пятно.

Но он, Ариберт Хайм, не потеряет своего достоинства, присоединившись к ним, как бы он ни был напуган. Нет, лучшим способом не попасть в паникующую толпу будет уйти прочь, найти другой путь к спасению. Именно так он и поступит. Это покажет Dummkцpfe[67] достойный образ действовать, используя свой мозг, который все еще хорошо соображает, пусть даже тело немного ослабело. Он спасется от огня, как в свое время спасся от союзников.

Когда он возвращался тем же путем, дым на пятом этаже сгустился, да так, что его плотный темный слой достиг потолка, а более бледное дымовое подбрюшье дрейфовало на полпути от пола до потолка. Он попытался облегчить надсадный кашель, сняв халат и закутав им голову и плечи, оставшись в пижаме в голубую полоску и сгибаясь, чтобы избежать дыма. Между тем, из глаз у него катились слезы, хотя они были вызваны не дурными предчувствиями или страхом, а едкими испарениями. Он покосился на темный задымленный потолок, уверенный, что видит там образования, похожие на маленькие, черные как смоль шары, некоторые из которых пульсировали.

И кое-что гораздо худшее.

Хайм слегка вскрикнул, быстро натягивая халат обратно на голову, когда, вынужденный сделать более глубокий вдох, втянул жгучие пары. Он был уверен, что из дыма формируются руки, когтистые лапы нереального существа, которые пытались его достать. Это только мое воображение, говорил ему некогда бесстрастный ум, стараясь не поддаваться панике. Но у него было совершенно ясное представление о тех