– Думаю, все легенды в конечном итоге становятся преувеличенными, – сказал он. – Мне приходилось слышать самые ужасные вещи о многих древних усадьбах, в особенности о замках, главным образом по линии моей работы. Это не обязательно делает их правдивыми, но я знаю, что некоторые бесчеловечные деяния могут оставлять отметину, которая продолжает жить вместе со строениями. Такие эксцессы, что вы сейчас описали, могут вызывать настолько сильный резонанс, что они заносятся в самую ткань зданий. С течением времени – а это может занять сотни лет – они могут исчезать сами по себе. Это можно сравнить с аккумулятором, который постепенно разряжается.

– Понятная реакция, мистер Эш. Я имею в виду, с вашей стороны.

– Я изучал эти явления в течение многих лет, – сказал он и прикрыл ладонью свой стакан, когда Байроне приблизился с бутылкой.

– Я уверен, вы, мистер Эш, много чего занимательного можете рассказать. Но позвольте мне закончить рассказ о Муллахче, если, конечно, вы хотите услышать его окончание, – сказал нынешний лэрд замка Комрек, глядя на Эша так, словно был безмерно заинтересован его реакцией.

– Мне не нравятся незавершенные легенды, приукрашены они или нет. – У Эша было ощущение, что этот хитрый старик испытывает его по какой- то причине, которой он не мог распознать.

– Тогда вам это будет интересно. Лаглан Дихан еще не покончил с несчастным лэрдом Маккинноном. Пока двое сильных мужчин удерживали его на полу, Демон воткнул раскаленное докрасна лезвие в левый глаз Маккиннону. И когда тот закричал, он вытащил жгучее лезвие наружу и медленно вставил его в другой глаз. Но Маккиннон, хоть и корчился в агонии, все же ни разу не попросил о пощаде. Его поставили на ноги и приготовились тащить вниз, в темницы замка, чтобы он прожил все, что ему оставалось, в полной темноте и мучительных воспоминаниях. Но каким-то образом – то ли потому, что Маккиннон обладал невероятной силой и мужеством, то ли потому, что боль и пытки возбудили в нем сверхъестественные силы, – каким-то образом он вырвался из рук тех, кто его держал, чтобы вскарабкаться на самый край зубчатого парапета. Вскочив в амбразуру, он повернулся к своим мучителям и прокричал им свой последний вызов. Проклятие. Муллахч. Он сказал им, что замок, за который так яростно сражались, никогда не будет оставлен в покое, что его в конечном итоге поглотит то же пламя, которым были выедены его собственные глаза. Затем, прежде чем кто-либо мог до него добраться – хотя лично мне представляется, что никто ради этого особо не усердствовал, – лэрд Дункан Маккиннон бросился к своей смерти на скалистом взморье, простиравшемся далеко внизу.

На некоторое время Шоукрофт-Дракер потерялся – он не мигая смотрел в пламя камина, словно видя там образы предания, которое он только что изложил с такой вызывающей, почти графической точностью, как если бы это доставляло ему извращенное удовольствие.

Через несколько тихих мгновений старик, глава замка Комрек, заставил себя отвлечься от негреющего огня и переключил свое внимание на исследователя-экстрасенса.

Тихоня Пэт поднял голову, хотя оставался коленопреклоненным в маленьком проходе, ведущем к алтарю часовни. Снаружи донесся звук вертолета, садившегося на вертолетную площадку замка, меж тем как его прожектор высвечивал высокий витраж за статуей Пресвятой Девы.

Он уставился на Карсли, совершавшего извращенный грех в самом доме Божием, и растленную монахиню, которая предавалась содомии перед алтарем Господа, – эта сцена теперь высвечивалась, словно в страшном калейдоскопе. Дрожащий Тихоня Пэт поднял пистолет. Карсли воздел руку, и голос его прогромыхал как из бочки, меж тем как даже теперь он продолжал свои проникновения.

– Не-е-е-ет!

Пэт все равно нажал на спусковой крючок. Щелчок бойка эхом разнесся по часовне. Но пистолет не выстрелил.

Пэт быстро проверил предохранитель и попробовал еще раз, но результат был прежним. Он оттянул затвор, проверяя, есть ли патрон в патроннике. Все выглядело хорошо. Все выглядело угрожающе. Все выглядело готовым к бою.

Отпустив затвор, он попробовал еще раз, и опять ничего не произошло. Испуг развратной парочки обратился в смех. Карсли возобновил свои толчки.

– Такова воля Божья, знаешь ли! – крикнул Карсли, издеваясь над ним. В отчаянии Пэт склонил голову и пал ниц перед алтарем. Брошенный пистолет лежал рядом с его распростертой правой рукой. Слезы падали на тонкую красную ковровую дорожку, ведущую к ступеням алтаря.

Замутненным зрением он различал очертания монахини, все еще склоненной над первой скамьей, бывшего священнослужителя, продолжавшего на ней восседать, по-прежнему издевательски смеясь над смиренной фигурой, лежавшей не более чем в двенадцати футах от них. Монахиня под ним хихикала.

Но когда откуда-то из-под узкой кафедры донесся взрыв, она умолкла, а когда языки мгновенно последовавшего пламени охватили их, она больше ничего не слышала, не видела и не чувствовала. Она глотала языки пламени, которые опаляли ей горло, доводя до кипения ее легкие, меж тем как ее