коробку с круглым окошечком.

Так в отчёте экспедиции среди кадров с геологическими обнажениями и видами рек и сопок появилась фотография с подписью: «Гольды рода Самар в посёлке Кондон».[99]

Много позже, в повести «На краю Ойкумены», появится сцена исцеления главного героя, грека Пандиона, оказавшегося в африканском племени в центре Чёрного материка. Пандион пострадал в борьбе с огромным носорогом, потерял силы и радость жизни. Женщины племени вылечили его с помощью древнего магического ритуала. Возможно, эта сцена была написана именно под впечатлением исцеления самого Ивана в Кондоне.

Кирзовые сапоги геолога сносились, наступала зима, и нанайские женщины подарили Ефремову высокие олочи из белой оленьей кожи, с носами, вышитыми национальными узорами, и с широкой каймой наверху из красного китайского сукна с цветами.[100]

На прощание русский подозвал к себе Ермиша:

— На, держи на память!

Несколько листков из блокнота и карандаши показались мальчику настоящим богатством. Главным сокровищем стал толстый карандаш — двухцветный, с одной стороны которого был синий, с другой — красный грифели…

Как познать силу импульса, передаваемого от человека к человеку? Какие чудеса творит энергия знания и мысли? Ермиш Владимирович Самар стал замечательным нанайским писателем, автором повести «Из жизни Кесты Самара» и книги «Трудные тропы».

Осенью бригадира Никифора Дзяпи вызвали в село Возне-сеновское, в райком ВКП(б), по делам колхоза. Там он неожиданно встретился с геологом, которому не повезло с плотом на Мони. Никифор не раз встречал геологов, но этого крепкого парня он запомнил хорошо. Узнал его и геолог, в знак благодарности снял с руки часы… Эти часы, уже старые, с испорченным механизмом, Никифор Дмитриевич хранил до конца своей жизни.

Через несколько месяцев, весной 1932 года, возле села Пермское причалили пароходы «Коминтерн» и «Колумб». Около тысячи молодых строителей высадились на берег. Светлым майским днём закончилась история Пермского — началась история Комсомольска-на-Амуре.

В 1984 году, спустя более полувека после экспедиции Ефремова, через станцию Кондон до Комсомольска-на-Амуре прошёл первый поезд легендарной Байкало-Амурской магистрали.

Но уже тогда, в начале 1930-х, стремление сшить стальными стежками Сибирь и Дальний Восток жила в умах и сердцах советских людей. Спустя несколько месяцев Ефремов уже готовился к новой экспедиции, составлял смету, а друзья подшучивали над ним: «Зачем тебе, Иван Антонович, вообще получать продукты и таскаться потом с ними, если ты прекрасно ходишь голодом, налегке?..»

Недалеко от устья реки Талумакит, на пологих мшистых склонах, поросших лиственницами, паслись пригнанные с верховьев Алдана олени. Два эвенка день за днём наблюдали, как по утрам всё крепче замерзает вода в лужицах между камнями. Талумакит стал совсем узким. Может, малая вода и задержала русских в пути? Спокойно и терпеливо ждут эвенки вестей.

К северу от станции Могоча, в верховьях Тунгира, терпеливо, но неспокойно ждал воды Иван Ефремов. Нанятые в Могоче рабочие помогли членам экспедиции построить карбаз. Чтобы прийти в начальную точку маршрута, необходимо было сплавиться по Тунгиру и Олёкме. Лето в Забайкалье выдалось сухим и жарким, и воды для сплава было недостаточно. Ждали дождей.

Это в Ленинграде и Москве имеет значение фраза «научный сотрудник 1 — го разряда Академии наук СССР». А здесь, на камнях Тунгира, ты только один из небольшой группы людей, которым зачем-то нужно попасть в факторию Нюкжа, что находится на Олёкме, в двух километрах выше устья реки Нюкжа.

Ещё 14 июля 1932 года в Иркутске Восточно-Сибирский краевой исполнительный комитет выдал удостоверение: геолог Ефремов в качестве начальника отряда «по изысканиям железнодорожной линии Лена — Бодайбо — Тында… командируется для производства изысканий от р. Олёкмы и до пос. Тында. Предлагается всем советским организациям оказывать полное содействие в выполнении возложенного на начальника задания».

Прошло уже два с половиной месяца… Ожидание груза в Могоче, маленькой станции Транссибирской магистрали. По телеграфу удалось договориться с Нюкжинским оленеводческим колхозом о вьючных оленях, на которых экспедиция может отправиться в поход. Подъём с вьючным караваном лошадей на Становик — водораздел между реками, впадающими в Амур, и бассейном Олёкмы, далеко на севере сливающейся с Леной. Грань между севером и востоком оказалась неявной, словно бы стёртой — пологие склоны округлых массивных гольцов, вечная мерзлота, в верховьях рек — болота. Вспомнился другой хорошо знакомый Ивану водораздел между великими реками России — Северные Увалы. Там тоже переход между бассейном Волги и Северной Двины был неясным, плавным, но это не умаляло его роли на географической карте. Не всегда узловые, переходные моменты заявляют о себе острыми пиками.

Перевалив Становик, экспедиция оказалась в посёлке с говорящим названием Тупик. Построив карбаз, Иван отпустил рабочих с лошадьми в Могочу и стал ждать воды. Но природа — не советская организация, и оказать содействие в виде дождей она не пожелала.