Позволим себе авторское отступление. Перед тем как писать эту главу, мы оглянулись на историю изучения нами творчества Ивана Антоновича Ефремова. Прошло четверть века с момента первого знакомства, изменившего наши жизни, и 12 лет с создания ключевой статьи «Космизм Ивана Ефремова». В тот момент документы, которые свидетельствовали о внимательном изучении Ефремовым Живой Этики, лежали в архиве и доступ к ним был фактически закрыт. Знали о них единицы. Существовала только небольшая статья А. А. Юферовой, которая непосредственно общалась с писателем.[286] Текстологическое знание произведений Ефремова и книг Живой Этики позволило провести более тщательное сопоставление. Результат поразил: десятки страниц текстов буквально вторили друг другу. Как стало известно позже, совпадения особенно радовали самого писателя, когда оказывались случайными, словно давая ему понять: путь верен.

В 2006 году на Ефремовских чтениях в Вырице был прочитан доклад о близости взглядов Ефремова и авторов Живой Этики. Текст был опубликован на сайте «Нооген», созданном исследователем жизни и творчества Ефремова А. И. Константиновым. Доклад вызвал яростное неприятие со стороны многих лиц, которым было удобно понимать Ефремова узко.

Спустя три года Таисия Иосифовна позволила подготовить к публикации переписку мужа. Тогда и стали доступны источники, говорившие о постоянном, с каждым годом возрастающем интересе Ефремова к Агни-йоге.

За десятилетие нашего участия в обсуждении идей Ефремова[287] много раз был подтверждён универсальный «эффект Колумба»,[288] когда люди просто отказывались воспринимать информацию, никак не обращая на неё внимания, либо пытаясь безудержно навертеть десятки эпициклов — лишь бы нивелировать значимость открытия. Имея перед глазами срезы конкретно- исторических мифов всей человеческой истории, можно отметить, что именно на таких темах апробируются важнейшие эволюционные новообретения психики современного человека. Способность разрешить себе узреть то, что противно всему строю убеждений, — серьёзное эволюционное достижение в развитии сознания. И сейчас разделение людей идёт именно по этому вектору — ригидность либо пластичность сознания. В стародавние времена, когда жизнь была медленна, а анклавы людей немногочисленны и разобщены, погружены каждый в свой совершенно закрытый и целостно проживаемый миф- ритуал, такая способность была избыточным многообразием. Теперь она становится знаком качества, символом эволюционной адекватности.

И в творчестве Ивана Антоновича, и в Живой Этике мы видим постоянные указания на необходимость умения видеть необычное, непривычное, на необходимость формирования внутри себя открытого психического пространства. По сути, пафос их творчества в кратком призыве Живой Этики, известном в советское время как обращение к пионерам: БУДЬ ГОТОВ!

Мир течёт и плавится, меняется калейдоскопично. Ригидность психики, подчинённость ложной форме сознания — идеологии — превращает человека в социального робота.

Интерес Ефремова к глубинной психологии и эзотерической философии не случаен. Сама жизнь выковала Ивана Антоновича таким образом, что предоставила ему на практике простые и ясные подтверждения многих постулатов Живой Этики, давая при этом материал для дальнейших этических и философских исследований. Для него не представляло мучительного вопроса существование экстрасенсорных способностей, сверхдлинных причинно- следственных линий, переходящих в судьбу; его практически интересовала астрология, и он сожалел, что ей не уделяется должного внимания. Вся эта жизненная фактология должна была концептуально оформляться, структурироваться определённым образом. Классическая научная картина мира таких возможностей не давала, отсекая от себя целые пласты зовущей реальности. Недаром в «Часе Быка» земляне ЭВР жёстко критикуют науку Торманса. Наследие Рерихов такую возможность предоставило, находясь на стыке науки, религии (понимаемой не с обрядовой, а с сущностной стороны) и искусства.

С позиций классической науки всякая эзотерика — идеализм и вредная мистика. На самом деле для многих это серьёзное противоречие: «божья искра», якобы отрицающая и унижающая самостояние личности, и вера в человека, якобы непременно должная отрицать возможность существования разума, превосходящего человеческий. Надо ли пояснять, насколько мнимо такое противопоставление! Надежда на человека в плодотворном своём выражении равнозначна надежде на Бога, который везде, в том числе и внутри человека, и способности возвышения каждого разумного существа до богочеловека. Лишь доведённое до абсурда, отчуждённое от мира человеконадеяние приводит к отрицанию всякой иерархии разума во вселенной. Если же отчуждение происходит под флагом богонадеяния, то это будет слепая вера во внешний иррациональный авторитет. Когда нет отчуждения, эти крайности сливаются, оставаясь таковыми лишь на бумаге. «А слова… пусть дразнят друг друга, показывая язык», — как говорил Сент-Экзюпери. Как всегда, мы видим позицию меры и крайних, экстремистских выражений одной и той же идеи. Крайние позиции — полюса, безмерно далёкие от мудрой осторожности чуткого