Август — самый благодатный месяц лета.

В августе многие городские наведываются в деревню. Там есть чем порадовать высохшую душу человека, зажатого прессом площадей, пыльных улиц, прожаренных мостовых и тротуаров, отравленного гарью автомобильных пробок.

В августе у людей просыпается первобытный инстинкт собирателей, и они устремляются в лес за поспевающими дикими ягодами — малиной, смородиной; за рыжими лисичками, которые россыпями веснушек выскакивают на прогретых солнцем опушках.

Отправляясь на рыбалку, люди часто сбиваются в стаи, словно древняя племенная память охотников за мамонтами подсказывает им: так проще достичь успеха. С вечера они ставят сети и ночь напролет безудержно празднуют встречу с природой, а большую часть дня после спят.

Рыба же, бьющаяся в путах, к полудню дохнет. И когда настанет время доставать улов — кажется, все озеро провоняет от вздутых тушек окуней и плотвы, плавающих кверху пузом в теплой воде, с распущенными кишками — расклеванных своими собратьями и обсиженных мухами.

Таков август. Время созревания и урожая.

В августе в деревню возвращаются даже те, кто сумел когда-то вырваться из ее сетей в город.

Эдик Козлов явился в деревню именно в августе. Свалился нежданно-негаданно на голову родителям.

Последние лет пять он и звонил-то им не часто и вдруг — с бухты-барахты, не предупредив — приехал на недавно купленном новеньком внедорожнике. Можно представить, какой прилив чувств вызвало его появление.

Мало кто из его земляков добился в жизни столь очевидного успеха. Правду сказать — ни один.

Если не считать сынка председателя колхоза, ушедшего когда-то по партийной линии в руководители областного центра. Но то было еще до перестройки. А после — только Эдик.

Рисуясь перед бывшими корешами, он, однако, не сильно зазнавался: честно и без уверток купил ящик водки, закуски и щедро проставился за встречу, устроив дружеские посиделки в доме родителей.

Сидя за столом с граненым стаканом в руках и размахивая соленым огурчиком, нацепленным на вилку, Эдик говорил своим оставленным в деревне однокашникам об инвестициях, налогообложении, об оптимизации налогов и диверсификации бизнеса… Вещал.

А они — Генка Курочкин, Сашка Королев по прозвищу Король, Виталик Гришин, Леша Жбанкин — слушали, соловея от водки, и чаще наливали, делая вид, что им, безусловно, знакомы все эти странные слова. Да в общем-то, оно и так: ведь они их слышали в телевизоре.

Мать с отцом, с горящими глазами и лицами, смотрели в рот Эдику, не смея ни пошевельнуться лишний раз от восторга и благоговения, ни отвлечься от созерцания пресветлого образа — сына городского, сына умного, сына богатого.

Первые деньги Эдик Козлов сделал когда-то на торговле рыбой. Браконьерствовал на местных озерах, ловил сетями и продавал на районном торжке. Потом свалил в город, где сумел зацепиться, удачно женившись на разведенке с ребенком и квартирой, окончил какие-то бизнес-курсы… После чего, по словам Эдика, и началось нынешнее его особенное процветание.

— А чего женку-то не привез? Поглядеть бы, — подала робкий голос мать Эдика.

— Она работает, — отмахнулся он. — Да и чего ей тут?

— Оно конечно, — пробормотала старуха. И все, кто сидел за столом, закивали: разумеется. Какой, правда, городской бабе в деревне интерес?

Корешам Эдиковым хвастаться было нечем. Особенно Королю — две недели назад он попал под следствие как подозреваемый в краже из промтоварного ларька.

— Эх, братишки! — Щеки Эдиковы лоснились, и сам он весь сиял, поднимая новый стакан за встречу с друзьями юности. — Да как же я рад-то всех вас видеть!

По правде говоря, Эдик даже не подозревал, сколько счастья доставит ему встреча с родиной.

Видеть односельчан и бывших друзей такими пришибленными его успехами оказалось не сравнимым ни с чем удовольствием, натуральным