Сырой августовский день медленно наливался хмуростью, пока, наконец, к шести часам не разразился неожиданной грозой и ливнем. Мы уже не искали трофеев — за время блуждания по окрестным лесам ни разу не повезло нам услышать даже шороха крыльев; видать, рябчики, как птицы вполне осторожные, в отличие от нас, заранее почуяли приближение ненастья и попрятались в захламленных хворостом оврагах под ельником.

Пара крохотных вальдшнепов, которых удалось подстрелить мне и Даниле Павлову, никак не могли оправдать наших вчетвером многочасовых блужданий в тот день. А под конец и вовсе угораздило: вместо того чтобы выйти к главной базе охотхозяйства, мы забрели на окраину болота и, пытаясь обойти его, заблудились.

И, как назло, оказались вне зоны досягаемости: ни один телефон не ловил, и GPS-навигатор, потеряв спутник, так и не смог отыскать его снова. Наверное, из-за сырости иностранная техника отказала.

Дождь хлестал как из ведра, ноги оскальзывались на мокром мху, утопая в напитанной влагой почве, и вдобавок ко всему в лесу стремительно темнело.

Мы вымокли и устали. Но в этот отчаянный момент Серега заметил посреди чащи избу. На ее пороге стоял человек, одетый во что-то темное, высокий и худой. Когда мы подошли, он обернулся и окинул нас строгим взглядом. Мы поздоровались, представились и объяснили ситуацию.

Он кивнул и сказал, что звать его Илья Иванович, а окрестные леса под его присмотром — лесник он. Оглядев наши вымокшие насквозь куртки и штормовки, пригласил переждать непогоду у него.

— Жена поехала к дочке в Талдом. Так что место есть. Да я б вас и отвез. Но по такому дождю даже моя «буханка» не проедет, — сказал он, указывая на унылую морду заржавленного УАЗа, торчавшую из-под навеса рядом с домом. — Ночуйте. А утром поглядим, как оно там сложится…

Мы вошли, стуча зубами от холода. К счастью, в избе было тепло, печку протопили совсем недавно.

Рассказав леснику, каким лихим ветром занесло нас в подвластные ему угодья, отчитались мы и по части добычи.

— Слезы, — прокомментировал Илья Иванович, глядя на жалкие тушки подстреленных нами птиц. — Незадача.

— От дичи покрупнее убегаем, — пошутил Вадим.

Илья Иванович серьезно кивнул, а мы сложили зачехленные и разряженные ружья под вешалкой у входа.

Мокрую одежду повесили у печки и сели за стол вечерять простецким хозяйским угощением — печеной картошкой с маслом и зеленым луком.

Серега достал свою фляжку с перцовкой. Хозяин не отказался выпить за знакомство, так что застолье получилось душевным.

Ливень шумел по крыше, громыхали вдали раскаты грома, а мы сидели за столом в опрятной теплой избе, вдыхая уютные запахи золы, смолистого дерева, сухих трав и грибов (пучки и низки их свисали над окнами и у печи) и трепались о том о сем.

— Вам повезло, — сказал хозяин. — В начале лета в этом лесу пятеро приезжих сгинули. Туристы. Две недели искали их по лесу, а когда нашли — там уже одни кости обглоданные остались. У нас ведь тут и волков много. Опознали бедолаг по клочьям одежды. И на кой черт их в нашу глухомань понесло? Никому не сказались, полезли…

— Может, клад искали? — предположил Вадим.

Илья Иванович насторожился:

— Какой еще клад?

Вадим махнул стопарик и, вытерев рукой рот, пояснил сдавленным голосом:

— Ну как же? Здешние-то легенды? Даже я слышал. Жуткое дело!

— Что ты слышал? — заинтересовался Серега.

Вадим удивился:

— Чего, правда, что ль, я один в курсе?

Хозяин глянул на него в упор и промолчал.

Вадик пожал плечами:

— Ладно. Значит, дело было так… Стоял тут когда-то, с незапамятных времен, город Коснятин или Скнятин. Это греческое «Константин», только переиначено на русский манер. Так себе городишко, мелочь: небольшая крепость с гарнизоном и на реке Жабне — православный монастырь.

Жили, как говорится, монахи и горожане себе, не тужили. И вдруг — пошел слух, что готовят степняки набег на русские земли. Дозорные из крепости