Или гонор в том и заключается, что ты тут в демократа играешь?

– Остановите самолёт, я лезу! Шутка. Мариэтта Власовна, вы про мою персоналку?

– Про галерею твою. Что персоналка. Галерея! Это уже не шутка. Кстати, чё мутишь-то?

«С огромным удовольствием, принесу», что ты принесёшь, если на персоналку всё утащишь?

Светская львица на секунду показалась Теодору советской свинкой. Хрюшечкой.

Свиньёй, короче. Но Теодор уже не был пламенным юношей, мог сдерживаться.

– Как вам сказать, Мариэтта Власовна…

– Да как есть, оно лучше будет.

– А есть оно так: в галерею, на персональную выставку, я готовлю исключительно некоммерческую подборку. Для неё всё и замутили. Риск, конечно, но, реклама, говорят, чудеса производит, может и пролезет.

Испытующе смотрела дама, сверлила глазами художника словно перфоратором, разрывая любые предохранительные блоки. Успокоилась, заулыбалась, поняла – не врёт.

– Значит, некоммерческие картины выставил. Это смело. Молодец, хвалю. В жизни любого таланта наступает момент, когда надо пойти ва-банк. Это правильно, ты этого стоишь. Это правильно. На всякий случай прими совет: если сейчас не выгорит твой «ва-банк», то потом опять наступит время, когда снова можно этот ва-банк попробовать. Вон, Мейерхольд, каждым спектаклем в этот ва-банк ходил, всю жизнь, как в магазин! Раз пять победил, раз пятьсот проиграл. Это всё суета, проигрыши эти. Теперь, вон, даже Малевич за гения идёт. Ловишь? Помер, пара десятков лет прошла, всё – гений. А при жизни, чем больше ва-банков, тем лучше, саморекламы много не бывает, это ещё Дали доказал.

Помолчали. Мариэтта явно устала. Видимо, она сильно переживала, а теперь все сомнения и подозрения рассеялись. Успокоилась.

– Ты, Теодор, вот что. Давай-ка все свои коммерческие работы вези ко мне. Во-первых, не обижу, ты это знаешь…

– Знаю, Мариэ…

– Не перебивай. Во-вторых, смотри, что у нас с тобой получится: ты там выставляешься для богемы и прочих продвинутых идиотов… извини, это я так, по-свойски.

А тут мы для крестьянских новых русских распродажу устроим «понятных» полотен по дорогой цене. Ловишь? Только на персоналке продавай картины точно по такой же цене, что и здесь, иначе фиговый у нас с тобой бизнес выйдет. Договорились?

– Да, Мариэтта Власовна, договорились. Вам видней, вы тут как рыба в воде, я буду прислушиваться от и до.

– Всё, хорош, «довыкался», можешь переходить со мной на «ты», коллега. А я завтра подойду к тебе в галерею за час до открытия и по расценкам твоим помощникам расскажу, что и по чём выставлять. О, к?

– Спасибо, Мариэтта Вла.. Мариэтта. Спасибо. Буду ждать. Окажешь большую услугу.

– Знаю. Причём, бесплатную услугу, консультацию, а не услугу. Но, и ты уж не тяни, завтра-послезавтра волоки сюда всё, что есть «на продажу».

– Договорились. Спасибо большое. Ну, не буду больше занимать ваше время?

Мариэтта аж искривилась немного. Что-то ещё у неё было в запасе для Теодора.

– Ай, погоди. Ещё одно дело есть.

– Слушаю внима…

– Слушай. И понимай. Наш город – краевой центр, столица. И есть тут у нас закрытый Клуб владельцев галерей. А? Закрытый, потому что из других городов к нам в Клуб попасть никто не сможет. Так нам проще держать провинциальные галереи и художественные салоны в… э… сам понимаешь, где. Нам нужны «имена» художников, мы их отбираем по всему краю, и размещаем только у себя, где расценки, сам понимаешь. Провинциалам ничего не остаётся, как продавать за дёшево дешёвку. Мы создали тут эпицентр имён и цен.

– Круто…

– Круче в нашем крае не бывает. И тут ты вылез со своей галерейкой. Мы тут решали, решали и так ничего и не нарешали, что с тобой делать.

– А в чём, собственно дело? – Теодор явно не понимал, причём тут он и его галерея.

– Да, собственно, и ни в чём. Ты в галерее выставляешь себя. Так? Или ещё кого выставишь? А? Говори сразу.

– Да, себя. Мы её и открыли – только под мои работы. Что ж, в самом деле, рисую и складываю, рисую и складываю. Надоело, вот и открыл себе галерею.

– Я тут о Мейерхольде уже говорила. Помнишь, он открыл «театр имени себя великого»? Это при жизни-то! Ты, значит, у нас тут тоже этакий Мейерхольд местного разлива… Ну, это хорошо. Только, смотри, захочешь ещё кого разместить, лучше мне сперва скажи, от греха подальше… Это не угроза. Не подумай чего! Это предупреждение, и китайцев тут нет, повторять не будем.

– Да я не тупой, что тут повторять. Спасибо, что рассказали. Откуда же знать про такие дела. Я и предположить не мог. Действительно, подошёл бы ко мне кто из друзей, попросил сделать собственную персоналку, что, отказал бы я что ли?

– И теперь не отказывай, только сначала, со мной переговори. А, может, ты к нам в Клуб вступишь? А?

Пауза. Этак, бля-яммм, и – пауза. МХАТ рыдает.

Теодор вздрогнул как подпрыгнул, что не ускользнуло от внимательных глаз дамы.

– Ой, Мариэтта Вла… э… Я тут уже раз вступил, на свою голову. Разделаться не могу. На всю жизнь впечатлений хватит. Не-ет, спасибо, Мариэтта, я как-нибудь без клубной жизни, а? Я ж – художник, мне картины надо писать, а с людьми контактировать должен мой менеджер, у меня плохо получается. Опять вляпаюсь…

– Это куда ж ты вступить успел? Во что? Чё молчишь? Тоже закрытый Клуб? Та-ак. А какую, ты, милый друг, ещё деятельность у нас ведёшь, кроме художнической?

– Не понимаю вас… э… о чём ты?

– Ладно мне тут баки заливать. В каждом бизнесе – свой клуб. Чем промышляешь ещё, Теодор? Ты уж меня посвяти, пожалуйста, а то… мало ли, какие хвосты за тобой.

Случится чего с тобой, а я тут всего Неелова выставляю, и тоже попаду в прицеп, а? Колись, чем промышляешь, колись. Свои люди, надо без греха.

Что тут сказать? И не соврёшь ведь ничего. И, как есть, не расскажешь. А рассказать частично, не поймёт ничего. «Клуб по интересам»… Подумает, что извращенец какой. М-да, как с людьми тяжело. Ждёт. Надо чего-то говорить. Но, Мариэтта Власовна оказалась дамой мудрой, житейски мудрой.

– Вот что, мил товарищ, не хочешь говорить, не говори. Одно мне скажи, только чтоб как на духу: не вляпаюсь я с тобой прицепом никуда, а?

– В этом клянусь. Не вляпаетесь. Никаким каком. Извините.

– Верю. Тогда, Теодор, тащи завтра свои картины, и жди меня за час до открытия.

На том и распрощались.

Мариэтта засела за компьютер, в штатах её сестра уже бодрствовала на местном художницком рынке, пора было писать e-mail-льные письма или «трещать по Skype».

Страна, в лице Мариэтты Власовны, готовилась проститься ещё с одной партией произведений изобразительного искусства. Впрочем, страна, НЕ в лице Мариэтты Власовны, этого даже и не заметит.