рабстве у КРВЧ. Возможно, так оно и было.

Мне хотелось верить, что со временем она привыкнет и будет не менее счастлива и здесь, но как я мог знать наверняка. Разве я мог предсказать, что, кроме охоты на людей, может сделать Рен счастливой. Кто знает, возможно, если бы я был так же хорош, как она в своем деле, я тоже был бы счастлив?

Она чуть кивнула, словно убеждая себя в чем-то, и двинулась следом за остальными. Застывшие у ворот рибуты по-прежнему держали нас на мушке.

Михей отделился от группы и вскинул руку, обратившись к своим:

– Опустить стволы! Оставаться на местах!

Рибуты дружно опустили оружие. Их яркие глаза были прикованы к нам, и я еще раз невольно поразился. Как же их много! Большинство были моими ровесниками, но я заметил нескольких, кто выглядел на тридцать и даже сорок лет.

Все они носили просторную хлопчатобумажную одежду светлых тонов, совсем не похожую на черную форму, которую навязывала нам корпорация. Общим в нашем облике были только шлемы. Выглядели местные рибуты крепкими и сытыми, и, несмотря на то что встретили они нас в боевом порядке, они ничуть не казались испуганными. Напротив – даже… радостными.

Михей поднес ко рту черную коробочку, похожую на коммуникатор КРВЧ, и что-то проговорил в нее, взглянув на правую вышку. Выслушав ответ, он кивнул, произнес еще несколько слов и спрятал прибор в карман. Потом отступил на шаг, выставил два пальца и поманил нас.

– Рен! – позвал он.

Она стояла рядом со мной и не двигалась с места; я чувствовал, как она напряжена. Михей мотнул головой, подзывая ее; она чуть вздохнула и выпустила мою руку. Строй расступился, пропуская ее, и мне стало неловко за Рен. Все на нее таращились.

Когда она остановилась рядом с Михеем, тот буквально просиял. Потом схватил ее за руку, да так рьяно, что Рен даже вздрогнула. При этом на лице его было написано такое искреннее обожание, что я бы точно приревновал, не смотри она на Михея как на чужака.

Ладно, может, и приревновал, самую малость. На меня она поначалу смотрела так же, но теперь-то я почти не сомневался, что нравлюсь ей.

Да что там – почти. Не сомневался, и точка. Разве что капельку не хватало для полной уверенности. Ради меня она покинула свой «дом» (тюрьму), а после, рискуя жизнью, разгромила филиал КРВЧ, опять же для моего спасения. Я счел это «влюбленностью по уши» в духе Рен. Из этого и буду исходить.

Рен высвободила руку, но Михей словно не заметил этого и, продолжая лучиться счастьем, обратился к своим рибутам:

– Ребята, перед вами Рен Сто семьдесят восемь!

Кое-кто ахнул, и я с трудом подавил вздох разочарования. Надежды на то, что номера не играли здесь никакой роли, таяли с каждой секундой. Некоторые рибуты взирали на Рен с таким благоговейным трепетом, что мне захотелось влепить им по затрещине и сказать, чтобы прекратили дурить.

– Она привела весь остинский филиал, – продолжил Михей.

Новые ахи. По крайней мере, наше прибытие их возбудило.

– Я сделала это не в одиночку. – Рен оглядела толпу, но не нашла Адди. – Мы были вместе с Адди Тридцать девять.

Михей рассеянно кивнул, как делают, когда не слушают. Ухмыляясь от уха до уха, он смотрел на толпу своих рибутов. Те перешептывались, лица их выражали осторожный оптимизм.

Рен беспомощно глянула на меня. Михей снова поднял руку, и толпа умолкла.

– Ну что же! – произнес он. – У меня есть хорошие новости.

Слава богу. Я нуждался в хороших новостях. И очень надеялся услышать нечто вроде «еда и постели уже приготовлены».

Михей указал на вышку:

– Мне только что доложили, что к нам летят челноки КРВЧ.

Стоп. Что?!

– Они примерно в сотне миль, – продолжил Михей. – Подтверждено как минимум семь.

Это и есть «хорошие новости»?

– Итак, – ощерился Михей, воздевая к небу сжатый кулак. – Готовы?

Ему ответил дружный рев.

– В атаку!..