Я согласился. Сил больше не было терпеть ее безумный сухой взгляд и тухлый запах изо рта вперемешку с «Шанель».

Жена только плечами пожала. Учитель года? Чем бы дитя ни тешилось… Оправившись от шока, вызванного моим переходом в школу, она, похоже, окончательно уверилась в моей неизлечимой инфантильности. Она не устраивала сцен, не закатывала истерик, а как-то затаилась. Видимо, решала, насколько удобно ей будет и дальше жить со мной. Кажется, она начала подыскивать подходящую замену. Я не раз замечал выражение ее глаз, когда она смотрела на какого-нибудь самца, – ищущее, оценивающее, призывное. Я не возражал. Ее негодование по поводу тех жалких грошей, которые я приносил в день получки, сыграло мне на руку – я занялся репетиторством.

Они приходили ко мне домой, садились за рабочий стол в моем кабинете. Развратные мотыльки, переполненные теорией и лишь приступающие к робким практикам, страстно желающие пойти на поводу бушующих гормонов. Пятнадцатилетние преступницы, виновные лишь в том, что я никак не мог выбрать. Их прозрачные блузки, не скрывающие колышущиеся, словно нежные медузы, округлости в белых кружевных чашечках, их креветочно-розовые коленки под клетчатыми подолами и тонкие пальчики вздымали волну сумасшествия, в которой я плыл, как похотливый левиафан, жаждущий заглотить их всех. Их змеиный магнетизм заставлял ныть мои чресла в то время, как я учил их любоваться рядами валентностей, пересыпая речь стишками-запоминалками…

Натрий, калий, серебро с водородом заодно.

С кислородом – магний, ртуть, кальций, барий и бериллий.

С ними цинк не позабудь.

Трехвалентен алюминий…

Они хмыкали, как кошки. Они трясли челками и доверяли мне, как рождественскому деду.

С середины января до конца февраля я, согласно утвержденной программе, доказывал, что лучшего учителя во всем городе днем с огнем не сыщешь. Сто раз пожалел, что ввязался в эту канитель с конкурсом, однако деваться было некуда – сляпал персональный сайт, проводил открытые уроки, беседовал с родителями и учащимися под прицелом жюри, сухозадых матрон из управления образования…

Я победил. Выиграл муниципальный конкурс «Учитель года». Торжественная церемония награждения плавно перетекла в местный ресторанчик, где я в принудительно-ласкательном порядке должен был проставиться и оттанцевать своих идейных вдохновителей – директрису и завуча.

Меня невероятно веселило их железобетонное кокетство, пропахшее лаком для волос и мазью от варикоза. Французский маникюр хищно скользил по моим плечам, когда я галантно покачивал их мясистые тела в такт слащавой кабацкой пошлятине.

Домой я вернулся за полночь.

– Мне «Учителя года» дали, – дохнул я перегаром в ухо сонной жене.

– Поздравляю, – промычала она в ответ и отодвинулась, натянув на голову одеяло.

Электрический свет в школьном коридоре высасывал мозг. Я лавировал среди них во время большой перемены, как бы невзначай касаясь одежды, волос, плотной сладострастной ауры, вдыхая ароматы вывернутыми наизнанку легкими. Мысли были ломкими, как резина в жидком кислороде. Словно стая обезумевших шершней, жалили меня их равнодушные взгляды и торопливые, сквозь зубы, приветствия.

Вдруг по затылку хлестнуло болью – девичий вопль раздался совсем рядом. Я обернулся вместе со всеми, но медленно, будто облепленный с ног до головы мокрыми водорослями.

– Зотова! – испуганно ахнула белобрысая девятиклассница, склонившись над худенькой девочкой. Та сидела на полу на коленях и прижимала обе руки ко рту. Сквозь пальцы сочилась кровь.

Фенолфталеиновый в щелочах малиновый… Я нырнул в оргазматический хаос, блаженная дрожь сопровождала мое наслаждение при виде травмированного ребенка…

– Александр Иваныч! Она сама! Я ее не толкала! – На меня таращились испуганные анютины глазки. – Она сама об косяк ударилась!

– Разберемся. – Я торопливо сделал суровое лицо, обливаясь при этом потом. – Ну что у нас тут? Э… эм… Зотова?

Девочка сплюнула в руку кровавый сгусток с крошечным белым осколком.

– Зуб сломала, – как-то чересчур спокойно ответила она. Даже не плакала, только бровки нахмурила.

И мой разум разлетелся в клочья. Я задохнулся от восторга. Я повел ее в медпункт, еле сдерживая горячий артериальный прилив. По дороге вспомнил, как ее зовут – Николь. Николь Зотова. Нелепое имя. Зотова-Азотова.

Я стал наблюдать за ней, я начал плести свою серебряную паутину.

Ей всегда выпадало дежурство в классе после того, как кто-нибудь уделает жевательной резинкой парты и пол, намажет маслом доску или разобьет что-нибудь из лабораторной посуды. На физкультуре ее пинали и толкали, она падала с «козла», каната и «шведской стенки». Баскетбольные и волейбольные мячи вечно летели ей в голову, а белую блузку и клетчатую юбку топтали в раздевалке нахальные одноклассницы. Она никогда не плакала. Только хмурила бровки. А когда она открывала рот, и был виден один из резцов с отколотым кусочком, мне приходилось прикусывать губы, чтобы не застонать.

Вот эта ее досадная, ничем не заслуженная виктимность безошибочно вела ее к беде. Я не мог уже представить себе другую жертву. Даже не помню момент, когда я начал мысленно называть ее «моя Николь». Николь. Кукольное имя. Моя кукла…