Не прошли и трех шагов, как свет погас.

– Ну еуки-мотауки, опять! – Он топнул ногой, щедро обдав Киру брызгами, и даже не заметил этого. – Сколько можно, а?

– Все, мне надоело, – огрызнулась Кира. – Я еду домой.

Стас примирительно затараторил:

– Ну стой, стой. У нас просто щиток отрубиуся, и все. Из-за грозы. Включить – пять минут. Куда ты сейчас пойдешь-то? Троллейбус, что ли, ждать будешь? Так простудишься же, а я потом виноват.

– Да, ты виноват.

Сверкнула вспышка на полнеба, заморозив на миг его испуганные глаза.

– Да погоди, погоди. Ты же сама… Ну уадно, до конца так до конца. – Он снова улыбнулся, уже через силу. – Хорошо, виноват. Может, надо быуо подождать. Но мне хотеуось поскорей тебя обрадовать. Ты прости, уадно? Пойдем включим щиток.

– Я в электричестве не разбираюсь.

– А и не надо. Фонарик подержишь, мне достаточно. Щитовая совсем рядом, за угуом. Пошли, пошли. Я же извиниуся.

Кира отвернулась. В парке не было ни души. А может, кто-то все-таки был, но прятался. Смотрел, ждал, тяжело дышал, утирал влагу с лица.

Она неохотно кивнула. Стас, просияв, указал на боковую аллею и зашагал в ее сторону. Теперь он оглядывался еще чаще, с явным беспокойством.

Идти было действительно недалеко. Через сто метров в дожде обозначился ломаный контур какой-то большой постройки. Вблизи зубцы на крыше обернулись сколоченными из фанеры кристаллами – когда-то разноцветными, теперь облезлыми и одинаково серыми в осенней мгле. Стены покрывал узор из красных, белых и черных треугольников, от которых пестрило в глазах даже в разгар грозы. Над обшарпанной металлической дверью висела вывеска с единственным словом – ЛАБИРИНТ.

Кира в ярости уставилась на Стаса. На лоб ей слетела прядка волос, капли дождя настырно лезли в глаза.

– Ты зачем меня сюда привел?

– Ну я же сказау…

– А при чем здесь лабиринт?

– Да у нас ведь и щитовая тут, – пробормотал он, отводя глаза. – Потому и неудобно. Чуть что, тащись сюда, и хоть ты тресни. Успокойся, пожаууйста…

– Я саму решу, когда мне успокоиться.

– Ну до конца так до конца, – повторил Стас со вздохом и нашарил в карманах ключи, затем фонарик. Дверь подалась не сразу и на его усилия ответила протяжным скрипом, от которого Киру спас лишь грохот с небес.

Вопреки ее ожиданиям, внутри было тепло. Пахло тоже приятно – чем-то цветочным. А через черные занавески, отгораживающие тамбур, как будто даже пробивался свет.

– То есть электричество все-таки есть?

– Это аварийное освещение. В щитовой как раз.

– А зачем тогда фонарик?

– Ну… – замялся он. – Эту систему тоже иногда вырубает, я подстраховауся. Идем.

Раздвинув занавески, он поманил ее за собой, и они вступили в лабиринт.

Это было царство трех углов. Все вокруг имело три стороны, три грани, трех соседей – лоскуты стоптанного пола, их близнецы на потолке, зеркальные стены. И во все три стороны, рикошетя от призмы к призме, бесконечно множась, разбегалась в разных ракурсах одна и та же картинка. Она и Стас, Стас и она, в чахлом свете фонаря похожие на призраков. Куда бы Кира ни смотрела, она везде встречалась глазами с самой собой, но на этих Кир глядели уже другие, а на тех третьи, и все они молчали, только по лицам белой смолой растекался страх.

Но еще где-то вдалеке, на уровне пола, мерцали зеленые огоньки, теряясь в изломах зеркал.

– Стас, что это? Не аварийка же, – прошептала она.

– Не знаю, – ответил он странным голосом. – Наверное, Гриша бауовауся. Сменщик мой. Проверить надо, а то еще пожар устроит. Пошли-ка.

– Нет, не пойду! – пискнула Кира и попятилась к стенке, подавая пример своим бесчисленным копиям.

Стас покачал головой.

– Ну серьезно, Кир. Я один не справлюсь. Нормального освещения там нет, сама видишь. Ну и хватит уже, а? Сколько можно играть.

Он накрыл ее влажную ладонь своей и мягко, но настойчиво повлек за собой, без труда находя дорогу. Кира послушной куклой поплелась за ним, то и дело налетая на углы, но почему-то уже не злясь. Это все усталость, думала она. Ну зеркала и зеркала, чего пугаться-то. Включим рубильник, потом Стас все растолкует, и я поеду домой. На такси. И Вике позвоню, пускай себе смеется. И вообще, перееду к ним. Не сидеть же вечно одной, о бабушке мечтать.

Огоньки росли, разгорались ярче и в итоге превратились в толстые зеленые свечи. В пятне света виднелось еще что-то, но не успевала Кира