В желтоватом свечении керосиновой лампы танцевал в воздухе дым, вился пар над чашками с чаем, да слышно было, как ветер гудит разными голосами, просачиваясь через оконные щели. Зимний вечер казался бесконечным, а темы для бесед постепенно иссякли. Распрощавшись, друзья отправились спать.

Георгий Филимонович немного почитал на сон грядущий, ознакомившись со взятой в дорогу монографией Козлова «Монголия и Кам», написанной Петром Кузьмичом по возвращении из первой его экспедиции. С чтением не ладилось: раз за разом мысли Жданова возвращались к происшествиям двух последних дней. Картина складывалась стройная, но неясной пока оставалась только одна деталь – почему оба убитых не оказали сопротивления да-ламе? Если причиной их необычайной покладистости был усыпляющий яд, Дашевич мог обнаружить его следы. Впрочем, наверняка Аркадий Семенович далек от реалий судебной медицины, да и оснащение лазарета приборами и реагентами, скорее всего, оставляло желать лучшего. Если же да-лама был монголом или тибетцем, есть шанс, что появление его в консульстве могло быть кем-то отмечено. Но и на это всерьез рассчитывать не приходилось: даже прослужив в этих краях не один год, многие русские так и не научились различать здешних туземцев, продолжая воспринимать все их множество «одним лицом». Среди служащих консульства было, конечно, немало и бурят, таким недостатком не обремененных, – в частности, в окружении того же Рабданова.

Мысль была хороша, и Жданов крепко за нее ухватился. Вскочив с кровати в одном исподнем, он в возбуждении прошелся по спальне. Завтра утром нужно было выяснить, кто из служащих-бурят мог быть в консульстве в момент покушения – или же собрать всех, если число их невелико. Удовлетворенный этим умозаключением, Георгий Филимонович выкурил папиросу и спокойный отошел ко сну.

Утро разом смешало его планы. Отправившись к консульским приказчикам, он был встречен казачьим хорунжим, который тут же, безо всяких церемоний, подхватил Георгия Филимоновича под локоть и отвел в сторону.

– Вы – Жданов? – спросил он скорее для того, чтобы соблюсти формальность, нежели сомневаясь в себе. Георгий Филимонович кивнул. – Григорий Нестеровский, – представился хорунжий. – Владимир Федорович сообщил, что вы занимаетесь расследованием убийства Агафона Сурядова.

– Да, это так, – кивнул Жданов.

Нестеровский попытался разгладить усы, но, очевидно нервничая, сильно дернул и поморщился.

– Вчера вечером один монгол доставил к нам тело русской девушки. Несчастную зарезали.

– Позвольте, а я каким образом к этому причастен? – поинтересовался Жданов, напустив на себя невозмутимый вид. – Я ведь говорил Владимиру Федоровичу, что не занимаюсь профессиональным сыском.

– Увольте, господин Жданов. Мне поручено только известить вас и сообщить, что тело находится в лазарете у Дашевича. А уж чего и кому вы говорили – то дело ваше. Честь имею.

– Хорошо, – кивнул Жданов не дождавшемуся ответа хорунжему.

Нестеровский, закончив говорить, развернулся и отправился восвояси, оставив Георгия Филимоновича в некотором смятении. Взвесив обстоятельства и рассудив, что Дашевича навестить сегодня все равно придется, Жданов отправился-таки к приказчикам. Непродолжительная беседа выявила, что помимо Рабданова на постоянной службе в российском консульстве числились восьмеро бурят и два монгола. Договорившись, чтобы их собрали для разговора, Георгий Филимонович отправился в лазарет.

Мина, с которой Аркадий Семенович встретил гостя, была еще более пасмурной, нежели вчерашняя.

– Вам уже сообщили? – вместо приветствия спросил он.

Жданов кивнул, затем пригладил бакенбарды и достал из кармана портсигар.

– Угоститесь? – спросил он Дашевича, открыв крышку.

Тот кивнул.

– Всенепременно. – Протянув руку, он достал папиросу и, размяв ее в пальцах, прикурил от спички, зажженной Георгием Филимоновичем.

– Зачем меня позвали, голубчик? – спросил Жданов, также закуривая.

Аркадий Семенович выпустил мощную струю дыма.

– А как же без вас? Взялся за гуж – не говори, что не дюж.

– Но позвольте! Что же мне теперь – всякую смерть россиянина в Урге расследовать?

– Отчего ж всякую? – удивился Дашевич. – Эта смерть к вам отношение имеет самое прямое. Не нужно быть сыщиком, чтобы понять, что Сурядова и девицу эту один и тот же живодер к Богу отправил.

– Вот как? – удивился Жданов. – И как же вы это поняли?

– Страсть у него есть приметная. К хирургическим опытам.

Выражение лица Георгия Филимоновича сделалось непроницаемым. Подозрение это теплилось в нем еще с первых слов хорунжего, но отчего-то очень не хотелось верить этому подозрению.

– Где тело? – коротко поинтересовался, глядя на медика.

Тот затянулся, выпустил дым через ноздри.

– Я предостерегаю вас от осмотра погибшей. – Аркадий Семенович говорил спокойно, невозмутимо, словно о вещах совершенно обыденных. – Мороз